же горькие? – с тревогой спросил Капустанников.
– Чтобы не объедались, – усмехнулся Алексей Петрович. – Кстати, я ослышался, или вы последовали моему совету?
– Последовал, товарищ майор. Взял псевдоним Капутанников. И совершенно случайно: в офицерском удостоверении, когда его выписывали, пропустили букву эс. Я и подумал: судьба! И даже паспорт поменял. Теперь это уже и не псевдоним, а моя фамилия. Всего одна буковка, зато без сипения…
– А как же жена, дети?
– Остались на старой.
– Ну что ж, вам виднее. Не знаете, надолго мы здесь застряли?
– Обещают через час закончить, – с готовностью доложил Капутанников. – Там старший лейтенант командует саперами, так я ему посулил, что напишу о нем и его саперах очерк, если они постараются сделать быстрее.
– И что, вправду напишите?
– Конечно! Печатное слово очень вдохновляет людей на героические подвиги. Я уже собрал материалы, осталось выяснить в политотделе, нет ли у них возражений против этой кандидатуры, – сообщил Капутанников с видом ученика, хорошо выучившего урок.
– Времени вы даром не теряете. Похвально, – покивал головой Алексей Петрович. – Что же, и на самом деле стали быстрее работать?
– Еще как! Старлей сразу же засуетился, накричал на своих солдат, и они зашевелились. Во всяком случае, тюкать топорами стали чаще. – И уверенно заключил: – Каждому хочется, чтобы его отметили, выделили из массы других. Тем более в центральной газете. – И без всякого перехода: – Вы обедали, товарищ Задонов?
– Нет, еще не успел.
– Так, может, присоединитесь к нам? – согнул Капутанников свою сутулую фигуру в почтительную позу, сбоку заглядывая в глаза Задонову.
– С удовольствием, – ответил Алексей Петрович и спросил: – А к вам – это с кем?
– Мой фотокор политрук Кобылин и собкор фронтовой газеты «За родину» политрук Майкин.
Алексей Петрович отметил, что за два года, что он не видел Капустанникова с буковкой эс или без оной, тот сильно изменился: повзрослел, в манере вести себя появилась уверенность и даже нагловатость, робкая и несколько заискивающая улыбка сменилась снисходительной усмешкой, голос окреп и принял командный оттенок.
«Видать, с пользой провел эти годы, – подумал о своем коллеге Алексей Петрович без одобрения и тут же удивился этому своему неодобрению и по привычке отчитал самого себя: – Робкий – не нравится, наивный – тоже, стал человек уверенным в себе – и это не то. А что же то? Ты тоже вот изменился, и не во всем в лучшую сторону. Разве что похудел и растерял былой писательский лоск. А в остальном… Может, поэтому такие изменения не нравятся тебе и в других? Или в этих изменениях есть что-то не русское? Что-то противное твоей душе? Очень может быть. – И решил: – Надо будет при случае разобраться».
У Капутанникова была камуфлированная «эмка» с высоким кузовом. Внутри соорудили что-то вроде столика, четыре человека расселись вокруг. Алексея Петровича посадили на заднее сидение, рядом Капутанников, так что столик лежал у них