я уже привычным сдавленным криком. У нее каштановые. Коричневые таки…
– Хм! Она же молодая женщина. Сегодня у нее каштановые волосы. Завтра – светлые.
– Завтра еще не наступило, а у нее уж… – тут меня осенило: – А глаза у нее какие?
– Не белые – это точно.
Не поймешь, когда Норд шутит, а когда говорит серьезно. Она в отличие от меня пропускает пустяки и сосредотачивается на главном.
– А все же: зеленые или коричневые? – настаивал я на своем.
– Что я, твою маму не видела никогда прежде? Глаза у нее голубые с зеленью. Такие же почти, как и у меня.
– Нет! У тебя только голубые. И… какие-то золотистые от солнца.
– Так не бывает, – спокойно возразила Норд.
– Ну, ладно… – Я все же хотел докопаться до главного: – Это обычно у нее, у мамы, зелено-голубые. А сейчас? Какие были сейчас?
– Не обратила внимания. Темно было. И она мне, кажется, в глаза не смотрела.
Я схватился за уши:
– Это не моя мать! И отец какой-то… Про лыжи вообще молчит в последнее время. Не они!
– Но похожи, – только и сказала Норд.
Да, ее нервы можно изучать в космических институтах и на их основе выпускать сверхпрочные материалы. А я… А я буду стараться быть таким же. Но только трясет всего. Но не от страха. Нет, я боюсь, конечно, но трясет по-другому – как перед стартом. Там ведь тоже страх, но какой-то свой: боишься, что ноги станут ватными, и ты ничего с ними не сможешь поделать. Хотя и знаешь, что это только кажется. Главное – стартануть вовремя и лететь вперед.
Вот и сейчас появилось неудержимое желание стартануть! Все сокрушить, и все разузнать! Полететь в черноте ночи стремительно, взмыть до самых облаков. После молний на стекле это уже не казалось невозможным.
– Я вошла и стала ждать в коридоре, – продолжала меж тем Норд. – Ирина Сергеевна заглянула на кухню и говорит: «Алексей, это Светлана. К Дмитрию за книгой».
– Как робот какой-то: Алексей, это Светлана…
– Это ты навинчиваешь, – не согласилась на этот раз Норд. – А вот дальше… Она зашла в твою комнату и стала с тобой разговаривать.
– Если это и мама, то она сошла с ума. Разговаривает сама с собой, – скептически заметил я, намекая на то, что переодетое в мою мать существо разыграло для Норд дешевенький спектакль.
– Нет, с тобой.
– Ты что? Я же сидел под окном. С другой стороны.
– Я слышала, как она с тобой разговаривала.
– А я тебе там спокойной ночи не пожелал?
– Не знаю. Но кто-то бубнил.
– Вот именно, что кто-то… А, может, это она сама?
– Нет, – уверенно сказала Норд. – Это был другой голос. Еще чей-то. И вообще похож… – Она прямо посмотрела мне в глаза.
Ну, что делать? Из дома идти некуда, и в дом нельзя: там уже и без меня полно народу. А если бы я вошел? Куда бы тот второй делся? Растаял бы? Превратился в пыль под кроватью? Или бы драться кинулся?
– Может быть, тебе послышалось? – на всякий случай спросил я.
– Может быть, – сказала Норд. – Пойдем.
И она вновь потянула