в начале девятого, топтался возле кабинета, присаживался на скамейку, нервно ходил из угла в угол. К девяти народу набилось много, толкались, стараясь протиснуться поближе к двери, Сазонова совсем оттеснили. В начале десятого вышла дородная медсестра и сурово провозгласила:
– Никому не стучаться и без очереди не лезть! Вызывать буду по списку, – и, пресекая ропот, громко возвестила, – Сазонов! Есть Сазонов? Проходите!
Профессор Ставинский оказался худым, невысоким, неопределённого возраста человеком, с жидкими светлыми волосами и такого же цвета усами. Ни очков, ни густого рокочущего голоса, ни снисходительного обращения «батенька». Только глаза были «профессорские»: усталые, цепкие и очень мудрые. Он долго листал историю Сазоновской болезни, задавал иногда тонким, дребезжащим голосом быстрые, резкие вопросы.
Затем закрыл папку, внимательно посмотрел на Сазонова и вдруг улыбнулся просто и открыто.
– Что, Андрей Николаевич, помирать собрался? Гроб заказал уже? Ну, повремени пока! Я думаю, что обойдётся, во всяком случае – шанс у тебя есть, и неплохой шанс! В общем, так. Недельку походишь на процедуры, подготовишься, а числа, скажем так, двадцать пятого – я потом уточню – прошу на операцию.
– Так что, – Сазонов слегка задыхался, говорить было трудно, – значит, у меня есть шанс? Я… не умру?
– А кто тебе сказал, что ты вообще умрёшь? Не повторяй глупостей, готовься к операции и выброси из головы эту чушь! – он внимательно посмотрел в глаза Сазонову, подмигнул не фамильярно, а вовсе ободряюще, и тихо добавил. – А смерти, Андрей, вообще нет!
– Как это нет? – ошарашено спросил Сазонов.
– А так! Нет, и всё! – Ставинский слегка отмахнул рукой в сторону двери, и тут же медсестре: – Антонина, давай следующего!
* * *
…Вечером дети притащили на его кухню целую художественную мастерскую: тут были красители в пакетиках – и обычные, и перламутровые, и какие-то блестящие. Листочки с серебристыми и золотистыми наклейками в виде голубей, крестиков, цветов. Сазонов вспомнил детство – его бабушка тоже красила яйца к Пасхе, но они у неё получались только трёх расцветок: коричневые, – сваренные в луковой шелухе, красные и ярко—зелёные.
А ещё Вера принесла специальные разноцветные восковые карандаши – один из способов предполагал раскраску ими яиц, погружаемых затем в краситель. Такое яйцо получалось ярким, необычайно красивым, неповторимым.
Сазонов с интересом наблюдал за всеми процессами, никуда не вмешиваясь – Вера сама прекрасно знала технологию. Вот она опустила в кастрюльку, где кипела вода с луковой шелухой несколько яиц, обсыпанных сухим рисом и завёрнутых в марлю. Потом, когда их достали, получились красивые пёстрые коричневые крашенки.
Обычные, выкрашенные в какой-либо яркий цвет, яйца высыхали и поступали в распоряжение Маруси и Вани. Они деловито наклеивали различные картинки,