в наш суматошный век…
– Когда он уже ходил на площадь, у него много друзей появилось?
– О, да. В «Фейсбуке»…
– Альваро, я говорю о жизни. Понимаю, каждый вечер выходил на площадь, чтобы развеять тоску, но ведь кто-то у него возникнул за время десятилетнего махания всем подряд? Хотя… что я спрашиваю, если бы появился, верно бы не ходил.
– Нет, ну как ты говоришь. Сеньор ду Адеос не раз говорил, что это его вахта, его ежевечерняя обязанность, он просто не мог иначе. И всегда сожалел, что по причине слабого здоровья в последние годы пропускал порой по нескольку дней кряду, особенно зимой, когда…
Альваро замолчал неожиданно, будто остановившаяся на перекрестке машина разом оборвала ход его мыслей. И произнес едва слышно:
– Знаешь, я не подумал. Ты прав. За десять лет… Он ведь говорил, что жаждет избавиться от одиночества, что оно чуть не утопило его, да это его подлинные слова в одном из последних интервью, что эта вахта ему жизненно необходима.
– Значит, к нему никто не подошел? За десять лет – никто? – Альваро едва заметно кивнул в ответ. И подпер голову ладонью, уперевшись в подлокотник, разом ссутулившись.
– Как глупо. Как просто и как глупо, – донеслось до меня. – Ведь он жаждал этого как никто другой, он говорил об этом во всех интервью, в письмах… да где угодно. Помню, когда он приболел в последнюю зиму, его постоянно навещала девушка из муниципалитета, как же она удивилась, когда получила большую часть его немаленького состояния. Ведь она только оказывала помощь, делала уколы, массаж, готовила еду. Он разговаривал с ней, но… она не слышала старика. Никто не слышал. Как будто он изначально был памятником… Да-да, ведь мы собираемся поставить ему памятник, бронзовый господин «До свидания» по-прежнему станет махать нам рукой, как будто ничего не изменилось, как будто он сам, Жоао Мануэл Серра вернулся из небытия, ну разве что чуть изменившись. В лучшую сторону – ведь он никогда более не заговорит о своем одиночестве. И мы забудем, как забываем обо всем неприятном, что был когда-то человек, так нуждавшийся в нас, что десять лет пытался достучаться до наших сердец, бескорыстно даря нам себя и в ответ получая лишь робкую надежду на следующий вечер на Салданье, – он выдохнул и поднял голову, автомобиль как раз подруливал к стоянке отеля. И произнес чужим голосом: – Нет, не забудем. Ведь мы так и не поняли.
Машина остановилась, я открыл дверь. Альваро выбрался с трудом, смотря себе под ноги, будто разглядывая брусчатку тротуара.
– Наверное, будет еще возможность. Ты сам говорил, суматошный век… – в ответ он резко покачал головой:
– Наверное, одной возможности, растянувшейся на десять лет, было предостаточно.
Я хотел ответить, но Альваро все тем же обесцветившимся голосом напомнил о сегодняшних переговорах. И первым вошел в двери отеля.
Суходрев – Москва Киевская
– До Москвы