радостью, он оживлялся и, пришпорив лошадь, пускал ее вскачь. Иногда он вдохновенно поднимал глаза к небу, сочиняя пламенную речь, – губы его произносили отрывочные фразы, – но тут непременно какое-нибудь непреодолимое препятствие останавливало его, – он замолкал, уныло опускал взор, морщил брови и тихо продолжал путь, погруженный в новые размышления, до тех пор пока не развлекал его взлет лысухи или же бег испуганной косули; тогда он принимался напевать веселую французскую песенку или одну из заунывных шотландских баллад.
Едва успели они переброситься несколькими словами, как к полудню уже достигли узкой долины, откуда долетел до них звон колоколов, прерываемый разгульными песнями и звуками веселой музыки.
– Это перезвон церкви Спаса на Грине, где назначена нам стоянка, – ответил конюх на вопросительный взгляд сэра Джеймса. – Я думал, что ради поста мы избавимся от этого гама.
– Теперь средопостная неделя, язычник! – сказал сэр Джеймс. – Добрые люди пришли сюда попраздновать, и мы тоже повеселимся с ними.
– Мессир, – возразил конюх, – не лучше ли будет отложить это намерение и отправить меня за провизией?
– Ба! Голубчик мой, толпа для нас самая лучшая охрана, да кроме того, давно пора дать отдохнуть нашим лошадям.
И сэр Джеймс поскакал вперед. Малькольма несколько удивило, что тот и не подумал даже посоветоваться с ним. Он хотя и был воспитан в самых строгих правилах дисциплины, все же привык, чтобы к нему относились с уважением, подобающим внуку короля, а этот праздношатающийся рыцарь, искатель приключений, без крова и всякого пристанища, не думает ли он воспользоваться тем, что он, Малькольм, находится теперь в его власти, и пренебрегать в отношении его даже простыми правилами приличия?
Но когда сэр Джеймс бросил на него взор, сияющий беззаботным весельем, и промолвил смеясь: «Разомнемся-ка на шотландской ярмарке!» – мысль об оскорбленном самолюбии разлетелась в прах у обиженного юноши.
На лужайке, окаймленной палатками, лачугами и шалашами, гулял деревенский праздник. Направо возвышалась полуразвалившаяся церковь и гостиница, осененная ветвистым ясенем.
Сборище было самое разношерстное; к монахам и священникам, собравшимся здесь в большом количестве, присоединялись без всякого разбора люди всех сословий и состояний: фокусники, ряженые, певцы, музыканты, купцы, нищие; тут можно было встретить пастуха, завернутого в серый плащ, с собакой у ног, старуху с лукавой улыбкой, продающую труды своих зимних вечеров, жителей границы с тощим, голодным видом, наконец, веселые толпы молодых девушек с развевающимися кудрями.
Вся эта картина была освещена яркими лучами мартовского солнца.
Конюх Нигель вздохнул с видимым неудовольствием, а Малькольм, всегда избегающий толпы из боязни подвергнуться какой-нибудь дерзкой насмешке, невольно приблизился к нему; сэр Джеймс тем временем подъехал к гостинице, бросил поводья своей лошади Бревстеру и, громко рассмеявшись над