но я этого и ожидал; когда Нед Мармион прибыл в Биверли и настаивал, чтобы мы охотились в Тонфилде, мы отправились в надежде встретить тебя. Мармион приготовил нам обед в лесу, и мы с тобой туда отправимся прежде, чем ехать в Тирск, где мне надо слегка посчитаться с двумя негодяями. Да скажи же что-нибудь о себе, Джеймс? Ты, кажется, увеличил свою свиту.
– Ах, Генрих! В самые отчаянные дни твоего сумасбродства тебе не удавалось напасть на такое приключение, какое случилось со мной в последнее время.
– Расскажи-ка мне его, – сказал Генрих, фамильярно взяв сэра Джеймса под руку, и тот, обернувшись, крикнул:
– Позаботься об этом молодом человеке, Джон, – это мой родственник.
«Родственник! – подумал Малькольм. – Не воображает ли уж каждый из странствующих Стюартов, что происходит от царственной крови нашего семейства?» Но, взглянув на благородную осанку сэра Джеймса, он тут же почувствовал, что никакое величие не будет достаточно для такой благородной души, как душа этого человека, выказавшего ему столько доброты. Пристыженный своими первыми мыслями, он молча сошел с лошади и последовал за Джоном через лес на лужайку, где под палящими лучами солнца, защищенный от ветра, был накрыт на траве обед, состоящий из хлеба, яиц и сушеной рыбы.
Генрих объявил, что у него чисто охотничий аппетит и что его друг Джеймс должен был страшно проголодаться в Шотландии, потому что сделался худ, как легавая собака. Он уселся на траве, и, к великому удивлению, если не к отвращению Малькольма, лорд Мармион прислуживал ему на коленях, с обнаженной головой.
Во время обеда Малькольм воспользовался оживленным разговором собеседников, чтобы рассмотреть вновь прибывших. Лорд Мармион, йоркширский юноша с веселым выражением лица, возбуждал его любопытство менее, чем оба его товарища, по наружности и манерам удивительно схожие друг с другом, так что легко можно было принять их за братьев. Обоим с виду казалось около тридцати лет. Оба они были белокуры и безбороды, но только Джон был бледнее и сосредоточеннее Генриха, нежное и оживленное лицо которого было обезображено большим глубоким шрамом на щеке.
По властным же манерам и приемам, полным достоинства, Малькольм убедился, что Генрих был старший из двоих, и, к великому своему удовольствию, заметил, что и сэр Джеймс ни в чем не уступал ему, а по наружности даже и превосходил; тут вспомнились ему огненные взгляды рыцаря, приводившие его в необыкновенное смущение и которых не было в ясных, светло-голубых глазах англичанина.
Когда сэр Джеймс удовлетворил любопытство, Генриха, тот, благосклонно взглянув на Малькольма, протянул ему руку и сказал:
– Добро пожаловать, молодой лорд Малькольм! Мне очень приятно, что ваш кузен имеет настолько хорошее мнение о нашем гостеприимстве, что и вас привел им воспользоваться.
«Уж слишком бесцеремонно обращается он со мной!» – подумал Малькольм и, холодно поклонившись, ответил:
– Я еду служить своему королю.
Но никто не обратил внимания на его слова, а Генрих, отстегнув