заказ? Не стесняйтесь, говорите откровенно. Сумма порядочная! Я вам дам чек на моего банкира.
– Уверяю вас, сударь, что мне не нужен аванс.
– Но времена теперь тяжелые. Вот то время, когда жили эти господа, было славным, добрым временем, – прибавил граф, показывая на висевшие на стенах портреты.
– В самом деле, сударь?
– И как знать? Быть может, это доброе старое время еще вернется.
– В самом деле? Вы так думаете?
– В другой раз мы поговорим о политике. Вы интересуетесь политикой?
– Где уж нам, торговцам…
– Ах, мой милый, вы сами точно родились в то доброе старое время! Вы тысячу раз правы, не занимаясь политикой. В то старое время, о котором я говорил, никто не рассуждал. Король, духовенство и аристократия приказывали, а народ повиновался без возражения.
– Черт возьми! Да, это было очень просто и удобно, сударь! Если я верно вас понял, король, священники и вельможи говорили: «Делайте так!» – и народ делал?
– Вот именно.
– «Платите!» – и народ платил?
– Конечно.
– «Ступайте туда-то!» – и они шли?
– Ну да, именно.
– Совсем как на учении: направо, налево кругом, марш! Стой! Не надо было даже трудиться желать того или другого: король, вельможи и духовенство избавляли нас от этого труда, желая за нас… И такой-то порядок вещей изменили! Безвозвратно изменили!
– Не надо отчаиваться, мой милый Лебрен.
– Да услышит вас Бог! – произнес торговец, вставая и кланяясь. – Мое почтение, сударь!
– Итак, до воскресенья на карусели, мой милый. Вы придете всей семьей. Это решено?
– Непременно, сударь, непременно. Моя дочь не пропустит такой праздник… Тем более что она будет королевой… королевой…
– Королевой красоты, мой милый. Не я, а сама природа предназначила ей эту роль.
– С вашего позволения, сударь…
– В чем дело?
– Я передам дочери от вашего имени то, что вы о ней сейчас говорили.
– Даже прошу вас об этом. Впрочем, я сам зайду к вам запросто, чтобы напомнить о приглашении дорогой госпоже Лебрен и ее прелестной дочери.
– Ах, сударь, бедняжки будут так польщены вашей добротой! О себе я уж и не говорю. Если бы мне дали орден Почетного легиона, я и тогда не чувствовал бы себя таким гордым.
– Добряк Лебрен, да вы прелесть что такое!
– Ваш покорный слуга, сударь, – сказал торговец, уходя из комнаты.
Но в дверях он остановился, почесал себя за ухом и снова вернулся к Плуернелю.
– В чем дело? – спросил граф, удивленный его возвращением.
– В том, что мне пришла в голову одна мысль… Прошу извинить за смелость…
– Черт возьми! Почему же вам не могут приходить мысли, как и всякому другому?
– Оно правда, сударь, иногда и у маленьких людей, как и у великих, в голове забродит, как выражается Мольер.
– Мольер? Вы читали Мольера? Впрочем, я заметил уже, что вы иногда выражаетесь старинным языком.
– И