довольством и счастьем!
– Для контраста, дорогой дядюшка?
– Ну понятно! Ведь мы не можем составить себе понятия о глубине долины иначе как по сравнении ее с окружающими возвышенностями… Впрочем, довольно философствовать. Ты знаешь, у меня верный глаз. Положение дел именно таково, каким я тебе его рисую. Последуй моему примеру: реализуй твое состояние, переведи его в Лондон, и завтра мы уезжаем из Парижа. Двор и министерство настолько беспечны, что не принято никаких мер предупреждения восстания. Военное положение не объявлено – можешь спокойно выйти в отставку, не совершая ничего бесчестного…
– Нет, дядя. Это все-таки будет трусость! Республику провозгласить без битвы нет возможности, и я в ней приму участие.
– Ты будешь защищать трон этих презренных Орлеанов?! – вскричал кардинал.
– Я так же, как и вы, не люблю их. Но я служу им в их армии, а если у армии нет воли, ее заменяет дисциплина. Еще раз повторяю: если вы понимаете положение дел правильно, а ваша опытность в том порукой, то не сегодня завтра у нас будет битва. Я был бы подлецом, если бы вышел в отставку в это время.
– Ты предпочитаешь быть задушенным канальей народом на баррикадах и умереть за династию Орлеанов?
– Я солдат и исполню свой долг до конца!
– Но, упрямец, с твоей смертью прекратится наш род!
– Ну, дядюшка, если поискать хорошенько, наверняка найдется где-либо побочное потомство Плуернелей, потомство, как говорится, с левой руки. Вы разыщите какого-либо незаконного Плуернеля, усыновите его, и он продолжит наш род. Незаконный ребенок, вы знаете, всегда приносит счастье!
– Сумасшедший! Так играть своей жизнью в то время, когда перед нами открывается самое заманчивое будущее! Когда, побежденные и сломленные потомками тех, кто в течение четырнадцати столетий был нашим вассалом и рабом, мы наконец одним ударом сотрем позор последних пятидесяти лет! Теперь, когда, умудренные опытом, покровительствуемые стечением обстоятельств, мы сделаемся еще могущественнее, чем до восемьдесят девятого года! Мне жаль тебя. Расы вырождаются! – вскричал старик, вставая. – Если бы все наши походили на тебя, наше дело было бы проиграно.
В это время в комнату вошел лакей и доложил:
– Господин граф, там пришел торговец холста с улицы Сен-Дени. Он дожидается в передней.
– Проведите его в портретную залу.
Слуга вышел, а полковник обратился к кардиналу, который схватил свою шляпу и направился к двери:
– Ради бога, дядя, не уходите от меня разгневанным.
– Я не сержусь, но мне стыдно за тебя.
– Ну успокойтесь, дядя!
– Хочешь ехать со мной в Англию? Да или нет?
– Нет.
– Ну тогда ступай к самому дьяволу! – вскричал кардинал в бешенстве, забывая свой сан, и запер за собой дверь.
Марика Лебрена провели в роскошно меблированную залу. Стены ее были увешаны фамильными портретами. Рассматривая их, Лебрен испытывал смесь любопытства