сколько ей лет, вашей сестре?
– Одиннадцать, а тебе?
– Еще тринадцати не сравнялось.
– О, да ты рослая, сестра на целую голову ниже тебя.
– Вы, видно, любите сестру?
– Только ее я и люблю.
– Что вы! А отца с матерью?
– Я их едва знаю.
– А брата?
– Еще меньше.
– Как же так получилось?
– Родители хотели, чтобы мы с сестрой жили в деревне, а сами приезжали туда не часто, они с моим старшим братом живут в Париже. Но ты, должно быть, не слыхала про Париж, если и про Франквиль не знаешь.
– Париж – это где король?
– Верно.
– Ваши родные живут у короля?
– Да, они служат в его доме.
– Они королевские слуги?
– Они придворные; но ты ничего во всем этом не поймешь, и тебе это не интересно. Расскажи-ка лучше про овцу. Она тебя слушается, когда ты ее зовешь?
– Не очень-то, если голодная, вот как сегодня.
– Значит, если я захочу отвести ее к тебе, она и меня не послушается?
– Очень может статься. Лучше я подожду, раз уж вы согласны потерпеть ее немножко у себя.
– У меня? У меня ничего своего нет и никогда не будет. Меня вырастили в этой мысли: ничто не должно мне принадлежать, и ты с твоей овечкой богаче меня.
– Вам обидно, что у вас ничего нет?
– Нисколько не обидно. Я рад, что не стану страдать из-за вещей тленных.
– Тленных? А ведь верно, моя овца может подохнуть и истлеть.
– А живая она тебе много хлопот доставляет?
– Конечно, много, но ведь я ее люблю, и мне не трудно заботиться о ней. А вы, значит, никого не любите?
– Я всех люблю.
– Кроме овец?
– Я к ним ни добрых, ни злых чувств не питаю.
– А ведь они такие славные. Может, вы любите собак?
– У меня был пес, и я его любил. Но взять его сюда мне не разрешили.
– Вам, наверно, грустно жить вдали от дома, под началом у чужих?
Он удивленно взглянул на меня, как будто такая мысль ни разу не приходила ему в голову, потом ответил:
– Меня ничто не должно печалить. Мне всегда твердили: «Ни во что не вмешивайтесь, ни к чему не привязывайтесь, научитесь ко всему относиться бесстрастно. Это ваш долг, и лишь в исполнении его вы обретете счастье».
– Вот забавно! Мой дедушка тоже все мне о долге твердит: только он говорит, будто мой долг – ни минутки не сидеть сложа руки, хорошо хозяйничать и все делать с душой. Видно, детям бедняков про долг говорят одно, а детям богатых – совсем другое.
– Нет! Это говорят тем детям, которые должны вступить в монастырь. Но уже скоро вечерня начнется, мне пора в церковь. Ты уведешь овечку, когда захочешь, а если вздумаешь привести ее завтра…
– О, я не осмелюсь!
– Можешь ее приводить, я скажу об этом отцу эконому.
– Он сделает, как вы захотите?
– Он очень добрый и не откажет мне.
Юноша ушел, и я видела, как он садами, под звон колоколов, возвращался в монастырь. Я позволила Розетте еще немного пощипать траву, потом покликала ее