про звезды он говорит без задних намерений, от чистого сердца.
– Как вы думаете, там кто-то есть?
– Думаю, да. Если тут есть, то и там есть.
– И они сейчас тоже смотъят на нас и спъашивают себя, есть там кто-то?
– У них сейчас, может быть, день. Тогда они в поле, собирают огурцы.
– Да… или помидоъы, – Бадер улыбается. – А, правда, вы думаете, они похожи на нас?
– Думаю, что похожи. Нам отсюда кажется, что они совершенные, летают на своих тарелках, и всё там здорово, и нет никаких проблем. Но вряд ли это так. Думаю, всё, как у нас.
– Вы извините, я хотел спъосить. Как товарищ. Тамаъа Боъисовна, вы чем-то ъасстъоены, всё время. Вы стаъаетесь не показывать, но я вижу.
– Так… Ерунда. Разные мелочи. Не обращайте внимания.
– Вы не такая, как все. В вас есть что-то особенное. Послушайте меня. Такие женщины, как вы, очень къасивые… они часто остаются одинокие. Как вы думаете, почему?
– Потому что красивые женщины много о себе воображают.
– Вздоъ. Извините. Я увеъен, что дело совеъшенно не в этом. Къасивые женщины очень нъавятся мужчинам, вокъуг них всегда атмосфеъа немного… покъучена, что ли. Их это будоъажит. Они живут в постоянном стъессе. И в конце концов, у них что-то пеъегоъает внутъи. Къасивые женщины часто вообще пеъестают интеъесоваться мужчинами. И остаются сами. Я пъав?
– Вы даже не представляете себе, насколько.
– Но вы не должны ъасстраиваться. Вы совеъшенно необыкновенная. У вас всё будет очень хоъошо. Я увеъен. Но, в къайнем случае, у вас всегда есть выход.
– Конечно, всё образуется, вы правы. Я не должна раскисать.
– Тамаъа Боъисовна, если вам нужно будет от всех убежать, спъятаться… В общем… Я давно вам хотел сказать. Только не смейтесь. Я буду ждать хоть десять лет, но если вы ъазочаъуетесь в жизни… Выходите за меня замуж. Я хоъоший. Понимаете? Я нелепый, стъанный, я всё въемя говоъю какую-то чепуху. Но я хоъоший. Я бы ни за что не ъешился с вами так говорить. Но это вино. Я ъедко пью и напился, по-моему. Послушайте меня. Дъугого случая вам это сказать у меня не будет. Я понимаю, что для вас это неожиданно. Но вы подумайте. Я самый пъеданый. Самый добъый. Я бы думал только о вас. Я бы вас защищал. У меня есть кваътиъа. Тъи комнаты. Что я говоъю… Как будто я хочу вас соблазнить кваътиъой… чепуха какая-то… Я вас давно люблю. Я не къасавец, я понимаю… Но я бы весь, полностью, пъинадлежал вам. А с къасавцем так никогда не бывает. Я бы… ну как вам пеъедать, что я чувствую… Всё это небо со звездами не больше, чем моя любовь и нежность к вам.
Да… и тут Тамара Борисовна не выдержала, по ее щекам покатились довольно крупные слёзы.
– Тамъа Боъисовна, что с вами? Я вас обидел?
– Да что же это такое? Да что же это такое? – она совершенно спокойно это произнесла.
– Извините меня! – Бадер пришел в ужас.
– Да за что? Не обращайте внимания… Про атмосферу, подкрученную: вы очень правильно сказали. И сами ее тут же и подкрутили. Но, Виталий Маркович, вы, оказывается, поэт. Я серьезно говорю, без иронии. У меня нервный срыв, не обращайте внимания. Как тут люди