в который раз восхитился спокойствием своего собеседника.
«Кажется, зреет вторая Великая война», – горько ухмыльнулся наместник. Настроение его было испорчено, пожалуй, на месяц вперёд.
– Скажите, мсье, – обратился Дариор к Бламбергье. – Я с удивлением заметил неприязнь и даже ненависть к себе у жителей Вильфранша. В чём причина?
– Ох, сир! Не к вам! Не к вам лично. – Мишель злобно сверкнул глазами. – Не все жители города члены ордена, большинство – это пришлый люд, осевший здесь за последние годы. Когда погиб ваш отец, в городе не стало наместника, и они решили устроить тут что-то вроде самоуправления. Создали совет, который отстаивает именно их интересы. Заседают в ратуше и выдумывают новые правила и законы.
– Прямо Октябрьский переворот! – рассмеялся Дариор
– Почему октябрьский? Это было в июне, – пожал плечами Бламбергье. – Но сейчас, когда прибыл новый наместник, сын доблестного Жака де Рено (а надо сказать, что ваш отец правил справедливой, но жёсткой рукой), они понимают, что их вольнице пришёл конец. Вот и скрипят на вас зубами!
«Опять революция и контрреволюция, – сокрушённо подумал историк. – Ничего не меняется».
Вскоре начальник гарнизона ушёл проверять посты, и Дариор остался один в целом доме. Впрочем, не совсем один: как понял Дариор, в правом флигеле шато жили кухарка, повар и слуги, а в левом расположился Лафос. Но Дариор не жаловался на одиночество. Ему было полезно наконец-то побыть одному, изучить новое жильё и спокойно поразмышлять о насущном. Этот чёртов званый ужин был назначен на восемь вечера. Часов в шесть кухарка и слуги, наверное, начнут приготовления, и сосредоточиться в такой суматохе уже не получится. Стало быть, у Дариора имелось примерно два часа на размышления. Но и это лучше, чем ничего.
Первым делом он направился в спальню и рухнул на огромную двуспальную кровать, созданную если не для жителя Олимпа, то уж точно для земного короля. Тут-то его и ждало первое потрясение.
На стене рядом с резным комодом висело большое, отполированное серебряное блюдо, исполнявшее роль зеркала. Дариор заглянул в него и обомлел. Сначала ему показалось, что в спальню вошёл другой человек, и только через пару мгновений наместник понял, что никто не входил – он видит себя.
Из блюда на Дариора смотрел суровый, несколько хмуроватый мужчина с густыми чёрными бровями. Да, он был похож, даже чрезвычайно похож на историка, но всё-таки многим отличался. Во-первых, Дариор имел около шести футов роста, а этот незнакомый господин едва ли достигал пяти с половиной. Зато он был гораздо коренастее, а его плечи оказались шире, чем у Ивана Поддубного. Во-вторых, Дариор, если честно, всегда считал свою внешность весьма привлекательной, а человек из блюда, хоть и обладал некоторым обаянием, был суров и неаккуратен. В-третьих, Дариор всегда старался вовремя бриться. Теперь же на его лице оказались целые южноамериканские джунгли. В-четвёртых, историк