в такт конвульсивным движениям тела, с лицом, залитым потом ничуть не меньше, чем лицо проститутки – ее кровью, и с его знаменитыми серебряными волосами, напоминающими сейчас воронье гнездо.
Эрл перенес его в сторону, не прислоняя к стене, а сам расположился между ним и скорчившейся в постели, рыдавшей и дрожавшей всем телом женщиной – ее кровь уже успела пропитать простыни, которые в мигающем свете обрели фиолетовый цвет.
– Я заплатил, – орал конгрессмен. – Она мне не дала, не дала, но я заплатил, я заплатил!!!
Эрл стоял, широко расставив руки в стороны, словно регулировщик на перекрестке, чтобы держать конгрессмена вдали от его жертвы, не причиняя ему боли.
– Будет, будет, – отеческим, почти ласковым тоном заговорил он. – Будет, остыньте, успокойтесь. Вы же не хотите сделать ничего такого, о чем будете потом жалеть. Дело того не стоит, сэр. Вы сейчас спуститесь вниз, мы отвезем вас в посольство, вы как следует вымоетесь и…
Тут у него за спиной оказался Пепе.
– Но, сеньор, она всего-навсего черномазая шлюха и ничего не значит, шлюха должна делать все, что…
Теперь в комнату проникла и Mamasita. Она вбежала с таким видом, будто хотела успокоить свою девочку. Но безумие происходящего только усилилось. Вместо того чтобы нежно обнять Эсмеральду, она своей рукой, на каждом пальце которой красовалось по нескольку перстней, – бац! – врезала несчастной еще сильнее, чем босс Гарри.
Эрл схватил мадам за плечо и с силой швырнул к стене, причем настолько удачно, что она треснулась всей спиной, широко раскинув руки, раскрыла рот и выпучила глаза, не в состоянии произнести ни слова. Потом он хорошенько толкнул Пепе – просто так, лишь потому, что у него было настроение потолкаться.
Покончив со всем этим, он наконец-то занялся конгрессменом и, практически не прикасаясь к нему, сумел кое-как привести того в порядок, чтобы можно было спокойно вывести его наружу. Что касается Пепе, если он сломал спину о стол, когда вылетел из комнаты, то ему же хуже; он, Эрл, сам отлично умел водить большой «кадиллак» и вполне мог привезти конгрессмена в посольство.
Вроде бы все шло хорошо: ему даже не требовалось держать конгрессмена на весу, и штаны босса были уже надеты, только ремень не застегнут, и босс с телохранителем уже направлялись к двери, как вдруг Эрл увидел мужчину с ножом.
Откуда он взялся? Эрл так никогда и не узнал этого. И что хуже, за спиной мужчины стоял еще один, тоже с ножом, этакой испанской штучкой с костяной рукоятью, из которой, коротко блеснув, выскочило лезвие, вытолкнутое мощной пружиной.
– Эй, эй, – проронил Эрл.
– О боже, – пробормотал босс Гарри и начал самым жалким образом сползать на пол, как будто рассчитывал таким образом надежно спрятаться.
– Подонык, – с диким акцентом заявил первый из людей с ножами. – Щас в куски резать будим, cabrone[25].
Эрл никак не мог согласиться с их намерениями, а потому, не раздумывая, врезал парню прямо в нос. Удар