на две части. Жемчужины непонятно откуда взявшегося королевского ожерелья были явно напечатаны, к сожалению, совершенно не на том кусочке бумаги, что надпись «четыре пенса». Не говоря ни слова, Макферсон убрал марку и положил на ее место шестипенсовую серо-лавандовую, упомянутую прежде. Под лампой оказалось, что марка скомпонована из шести разных фрагментов, – тот, где было написано «Багамы», теперь явно был другого цвета.
– Части от шестипенсовой фиолетовой, похоже, более позднего выпуска – и гашение пером, судя по чернильному пятну на букве «Н», выцвело на солнце и потом аккуратно подкрашено. Я бы на вашем месте, сэр, уничтожил эти марки.
– Пожалуй, так и поступлю, – ответил донельзя огорченный Каргейт. – Не знаю, как и зачем это сделано, но работа мастерская. Уберите их из-под лупы – и вы не найдете соединения.
– Ни за что. Замечательный аппарат.
– Да. – Каргейт метнул на машину сердитый взгляд. – Жаль, что его изобрели. Вот уж действительно, неведение – благо.
В целом, Каргейт мужественно перенес удар – и даже вновь обрел высокомерную презрительность; Макферсон ни за что не поверил бы, хотя мысль такая мелькнула, что марки переделывал сам Каргейт. Выставить на продажу в качестве настоящей марку, слепленную из четырех или пяти фрагментов, из которых некоторые взяты вообще от посторонней марки, с перебитой под самую редкую разновидность перфорацией, – несомненно, бесчестно, если сделано сознательно. Но так ли это? Макферсон, сам неспособный на подобное жульничество, готов был все сомнения трактовать в пользу Каргейта. А что касается двоюродного дедушки, который вроде бы привез марки, то либо он сам для развлечения исполнил жульнический шедевр, не собираясь его продавать, либо Каргейт ошибся, и его родственник купил марки не на почте на Багамских островах, а на родине, у какого-то мошенника.
Впечатление о кристальной честности Каргейта окрепло, когда он через несколько месяцев появился у Макферсона и попросил проверить с помощью новой лампы пару марок, которые ему предложили купить, хотя и очень недешево.
– Вам непременно нужна такая лампа, сэр. Очень пригодится серьезному коллекционеру.
– Ну, если не хотите, чтобы я воспользовался вашей…
– Сколько угодно, сэр, сколько угодно. С удовольствием сделал бы то же самое и не для такого солидного клиента, как вы. Что за марки на этот раз, сэр? Надеюсь, сегодня мне не придется вас расстраивать.
На сей раз Каргейт принес пару британских двухпенсовых марок из последнего викторианского выпуска; на обеих были надпечатки «Британский протекторат Масляной реки» и цена «один шиллинг» с полоской внизу. На одной марке надпечатка была фиолетовой, на другой – черной.
– Да, вы действительно принесли мне редкость. В каталоге марка с черной надпечаткой сама по себе оценивается в сто двадцать фунтов, а сцепка с фиолетовой, видимо, просто уникальна. Очень надеюсь, что с ними все в порядке.
Вновь на сцену явилась лампа, и вновь их ждало разочарование. Не было сомнений, что цвет фиолетовой надпечатки изначально