и их очень мало негашеных в нулевом состоянии; Каргейт обвинил меня в том, что я ее украл.
Фенби, узнав шутку, сыгранную с Йокельтоном, нисколько не удивился.
– А вы ее не брали? – мягко спросил он, даже не задумываясь, как звучит вопрос.
– Разумеется, нет! Вы тоже считаете меня вором?
– Нет-нет, простите! Я не то имел в виду. Полагаю, вы обрушились на него, как сейчас на меня.
– Еще бы.
– И он предложил вас обыскать?
– Нет. Я сам предложил. А откуда вы знаете?
– Интересный вариант. Полагаю, она нашлась у вас?
– Нет!
– На сей раз ему не удалось ее подкинуть?
Гнев Макферсона постепенно испарялся.
– Ясно, – сказал он. – Что-то подобное уже случалось, и вы думали, что все повторится в подробностях? Я-то сначала решил – вы подумали, будто я действительно взял марку… Ну, я не знаю, что там якобы украли в первый раз, но марка – очень хрупкая вещь, ее легко повредить. Ее нельзя так просто сунуть в карман или пихнуть в ботинок – Каргейт, кстати, проверил отвороты моих брюк, но ничего не нашел. – Макферсон, остыв, даже улыбнулся. – Не нашел и в записной книжке, и в конвертах от писем у меня в карманах. В конце концов я прямо ему заявил: мол, уверен, что он сам взял марку, и впредь не собираюсь иметь с ним никаких дел. Более того, я сказал, что расскажу о нем другим торговцам марками. Тут он сказал, что, в свою очередь, расскажет обо мне. А в конце этой сцены с маркой я сказал ему, где она.
– Так вы все время знали? И что же: он не сказал…
– Еще как сказал. Сказал, что тот, кто спрятал, может и найти; но мне не стоило прятать в его вещах…
– Так где она была? – спросил Фенби, поскольку Макферсон не собирался продолжать.
– В табакерке. По крайней мере, я думаю, там был табак.
Там и был табак, но Фенби не стал показывать, насколько ему это интересно. Кроме того, его удивило, что Макферсон не уверен в содержимом табакерки; однако инспектор промолчал, позволив торговцу продолжать.
– Я сказал, что марка в коробочке, почти наугад – меня вдруг осенило. Понимаете, получилось так, что я заметил коробочку, когда вошел: дорогая золотая вещь с изумрудной монограммой – как на самоанской марке 1914 года (Макферсон не мог не говорить о марках дольше пяти минут). Она лежала на письменном столе рядом с альбомом. А когда мы спорили, кто из нас успешнее очернит другого, я вдруг заметил, что коробочка перевернута. Я и предложил ему посмотреть в коробочке – там марка и оказалась.
– Серьезно? – Фенби о чем-то размышлял. – А что потом?
– Я облизнул наклейку марки и приклеил ее на место в альбом. Боюсь, я повел себя с показной любезностью.
– Вы облизали наклейку – или марку?
– Наклейку, разумеется. Можно облизать марку, когда наклеиваете ее на конверт, но чтобы сохранить ее в нулевом состоянии, такого делать нельзя, чтобы избежать, как писали на полях викторианских красных пенни, «повреждения основы». Мне очень нравится это выражение.
– Ясно.