спать, как только почувствовали, что настало подходящее время – около девяти часов вечера. За стенами у соседей только-только дружно запели «Добрый король Вацлав» [6], и они знали, что им предстоит услышать еще много рождественских песен.
Через несколько часов поверхностный сон Луизы нарушил Стивен, который тряс ее за плечо.
– Что случилось? – тихо, чтобы не разбудить спящую рядом маму, прошептала девушка.
Мысленно перебрав всех, от кого можно получить какие-то новости посреди ночи, она с трудом смогла представить в этой роли хоть кого-то из знакомых. Миссис Фитч, живущая по соседству, которая заботилась об их старой кошке, когда несколько лет назад они уехали на пять дней к морю в курортный городок Уэстон-сьюпер-Мэр? Миссис Шавелтон? Но если что-то случилось с кем-то из них, разве это не могло подождать до утра? Все бабушки и дедушки давно умерли… Рождение Луизы стало «нежданной радостью» для ее родителей: она родилась, когда матери было уже сорок, а отцу сорок шесть лет.
Но Стивен, приложив пальцы к скривившимся губам, крепко схватил ее за плечо, пытаясь стащить с кровати.
– Ладно! Ладно, я встаю, – громким шепотом ответила она и потерла глаза, чтобы сбросить остатки сна.
Ма с хриплым вздохом повернулась на бок.
– Не кипятитесь, – добавила Луиза, выходя на кухню, где дожидался ее дядя. – Так в чем дело?
– Там в гостиной ждет один мужчина, – сообщил Стивен. – Он хочет видеть тебя. Он простил мне небольшой должок ради этого удовольствия. Так что уж постарайся угодить моему заимодавцу. – Ему явно понравилась собственная шутка, и его тупая физиономия скривилась в ухмылке.
– Не поняла…
– Поймешь, когда зайдешь в гостиную. Давай пошевеливайся. – Дядя подгонял девушку, точно бродячую собаку, выпрашивавшую у него объедки.
– Нет, – воспротивилась Луиза, вдруг догадавшись, на что он намекает. – Нет, я пожалуюсь Ма.
Резко подняв свою большую разлапистую руку, Стивен залепил ей такую крепкую пощечину, что она едва не упала, поскользнувшись, поскольку стояла на полу босиком. Луиза даже не успела до конца застегнуть халат, надетый поверх хлопчатобумажной ночной рубашки, и, выпрямляясь, ухватилась рукой за край стола, когда дядя залепил ей вторую оплеуху по той же щеке, на этот раз тыльной стороной ладони. Ее лицо загорелось, а скула начала болезненно пульсировать. Но она не заплакала – ее глаза оставались сухими, а в горле совсем пересохло.
– Твоей матери не нужно ничего знать. Ты же понимаешь, что у нее и так хватает проблем? Ну давай, в последний раз… помоги мне.
Луиза смерила дядю холодным взглядом. Пристально глядя на нее, он мотнул головой в сторону двери. «До чего же дошло дело, – подумала она, – просто кошмар какой-то».
В детстве именно дядя первым заметил произошедшие с ней перемены. Разок-другой он говорил ей, что у нее «не только смазливая мордашка, но и котелок варит», и она с удовольствием принимала его снисходительную похвалу.