сегодняшний день?
Я окаменел от такого предположения. Мне никогда не приходило в голову, что Уортроп может умереть. С учетом того, что я был сиротой и моя наивная вера в то, что родители будут жить вечно, была сломлена, я мог бы и рассмотреть такую возможность. Но нет – до сегодняшнего дня я и помыслить об этом не мог. Теперь меня передернуло. Что, если Доктор и правда умрет? Свобода? Да, свобода от того, что Кернс назвал «темным и грязным делом». Но свобода для чего? Куда я денусь? Что буду делать? Наверное, меня определят в интернат или подберут мне семью. Что хуже: жить под опекой такого человека, как монстролог, или влачить несчастное одинокое существование сироты, никому не нужного, лишенного всех надежд?
– Он не умрет, – сказал я больше самому себе, чем Малакки. – Он и раньше попадал в передряги.
– Я тоже, – ответил Малакки. – Прошлое не дает никаких гарантий на будущее, Уилл.
Я снова потянул его за рукав, поторапливая. Я не знал, как отреагирует Доктор, если обнаружит нас здесь, и у меня не было никакого желания выяснять это. Малакки оттолкнул меня, ткнув рукой в ногу. Что-то брякнуло у меня в кармане.
– Что это? – спросил он. – Что у тебя в кармане?
– Не знаю, – честно ответил я, потому что напрочь забыл. Я вытащил их из кармана, и они, щелкая и ударяясь друг о друга, легли у меня на ладони.
– Это домино?
– Нет, кости, – ответил я. – Они называются Кости судьбы.
Он взял одну и принялся рассматривать; его синие глаза восторженно заблестели.
– А для чего они?
– Предсказывать будущее, кажется.
– Будущее? – Он провел пальцем по хитрому лицу на изображении. – А как ими пользоваться?
– Я точно не знаю. Они принадлежат Доктору, точнее, принадлежали его отцу. Думаю, их подбрасывают в воздух и то, какой стороной и в какой последовательности они упадут, должно о чем-то говорить.
– О чем?
– О будущем, но…
– Вот и я говорю! Прошлое ничего не значит. Дай-ка мне их!
Он взял фигурки, сжал их между двух ладоней и потряс, перетасовывая. Фигурки заклацали – громкий звук разнесся эхом в холодном сыром воздухе подвала. Я увидел отражение его рук, встряхивающих Кости судьбы, в огромном черном глазу мертвого Антропофага. И вот Малакки подбросил кости в воздух – они закрутились, переворачиваясь, и дробью осыпались на цементный пол. Малакки согнулся над ними, рассматривая, что получилось.
– Все – лицом вверх, – пробормотал он. – Шесть черепов. Что это значит, Уилл?
– Я не знаю, – сказал я. – Мне Доктор не рассказывал.
Вот я и соврал, пусть это и худший вид шутовства.
Я еле уговорил его пойти со мной на кухню, чтобы поесть что-нибудь. Я как раз ставил чайник на огонь, когда распахнулась задняя дверь и в комнату ввалился Доктор. Лицо у него было перекошено от тревоги и беспокойства.
– Где он? – взревел Доктор.
В этот момент Кернс вошел в кухню из холла, и вид у него был настолько же спокойный, насколько у Доктора взбудораженный. Кернс был элегантно одет и причесан;