которые были для них указателями, мужчины, методично работая, рыли неглубокий ров. Каменистая влажная земля скрипела под их лопатами. Этот звук приглушал дождь, который лил теперь сплошной стеной, барабаня с частотой в тысячу крошечных ударов в секунду, так что все промокли до нитки и у всех волосы прилипли к голове. Как жаль, что я забыл дома свою шапочку! Со стороны мужчины с лопатами казались серыми тенями наподобие привидений за темной матовой стеной дождя.
– Пеллинор! – сказал Кернс. – Помоги мне с ящиком, пожалуйста.
– Да, кстати, вот еще об этом ящике, – пробормотал Морган, в то время как его сгружали с телеги, – я хотел бы точно знать, что у вас в нем лежит, Кори.
– Терпение, констебль, терпение. Вы узнаете совершенно точно, что в нем… Осторожнее, Пеллинор, опускаем потихоньку! Уилл Генри, захвати мой несессер, хорошо?
Он содрал шелк с ящика и снял крышку. Доктор отшатнулся, словно отказываясь верить своим глазам; он знал, что в ящике еще до того, как Кернс открыл его, но знать и видеть – не одно и то же.
Морган шагнул вперед, чтобы рассмотреть содержимое ящика, – и ахнул. Кровь отхлынула от его лица. Он смог только промямлить что-то нечленораздельное.
Внутри ящика лежало тело женщины, облаченное в белое полупрозрачное платье. Она лежала как в гробу – глаза закрыты, руки сложены на груди крестом. Не старше сорока. Возможно, когда-то она была красива, но теперь лицо ее отекло, на нем просматривались рубцы – возможно, от оспы, нос увеличился и был красным от просвечивающих капилляров – несомненно, результат пристрастия к алкоголю. Кроме платья, на ней ничего не было, ни колечка на руке, ни браслета на запястье, только вокруг шеи была туго повязана лента цвета старой меди, и к этой ленте под подбородком было прикреплено металлическое кольцо.
Через несколько секунд потрясенного молчания Морган обрел наконец голос:
– Это ваша приманка?
– А какую приманку вы бы хотели увидеть, констебль? – спросил Кернс. Вопрос был, конечно, чисто риторическим. – Козленка?
– Когда вы требовали неприкосновенности, вы не упоминали об убийстве, – в негодовании воскликнул Морган.
– Я ее не убивал.
– Тогда откуда у вас…?
– Это уличная девка, Морган, – бросил Кернс. Казалось, его вывела из себя ярость констебля. – Один из человеческих отбросов, какими полнятся закоулки Балтимора. Грязное существо, пропитанное ромом и болезнями, чья смерть послужит более благородной цели, чем вся ее промотанная жизнь. И если то, что мы используем ее, оскорбляет ваши чувства и идет вразрез с вашей моралью и нравственностью – что ж, предложите в качестве приманки себя.
Морган повернулся к Уортропу:
– Пеллинор, но должен же быть какой-то другой способ…
Доктор покачал головой.
– Она уже отстрадала свое, Роберт, – заметил он. – У нас сейчас нет выбора: надо сделать это.
Он наблюдал, как Кернс вынимает неподвижное тело из самодельного гроба, и в глазах его стоял немой вопрос.