Прикурить тоже дали. Она затянулась, кашлянула два раза – вроде ничего, а потом пошло как по маслу… Выкурила. Мужчины не уходили, настороженно улыбались, предлагали проводить домой. Она бросила окурок в сугроб и внезапно поняла, что не просто замерзла, а окоченела.
– Спасибо, – сказала она, стуча зубами.
– Не благодари за папиросу, а пообещай, будущая врач, больше не курить.
Она пообещала. Они проводили ее до подъезда.
– Дайте еще одну…
Они переглянулись, положили на замерзшую ладонь Эли папиросу и снова взяли обещание, что это первые и последние в ее жизни. Она кивнула.
И не выполнила обещание – жизнь не позволила.
Эту папиросу Эля выкурила, сидя на подоконнике на лестничной площадке, и никак не могла взять в толк, почему Шура и Нина отскочили друг от друга, как только она вышла в коридор. Что они там делали? Обнимались? Да, обнимались! Шурка, надежный, как крепость, верный, как клятва, близкий, родной, любимый, – с ним она собиралась прожить счастливую жизнь, в которой никогда не будет подвоха, обмана, измены, предательства, потому что это Шурка, внук своих дедушек и бабушек, сын своих родителей – этот Шурка обнимал Нину тайком в темном коридоре. Она так и не нашла ответ на этот крайне сложный вопрос, выбросила окурок в форточку и, насквозь пропитанная дымом, ввалилась в комнату. Мама оторвала голову от подушки, включила настольную лампу и села, спустив с кровати ноги в шерстяных гольфах, связанных нянечкой ее садика.
– Как все прошло? – Мама зевнула, сунула ноги в тапочки и потянулась к халату, висящему на спинке кровати.
– Нормально. – Не снимая пальто, Эля прижалась спиной к печке, облицованной белым кафелем. – С Новым годом.
– С новым счастьем. – Мама шумно втянула носом воздух. – Тебя обкурили. – Снова зевнула, прикрыла рот ладонью и, шаркая тапочками, пошла к двери.
От слов «с новым счастьем» Элю передернуло сильнее, чем от мороза, к горлу подкатил противный ком, и, как только мама поравнялась с Элей, из ее глаз хлынули слезы.
– Доченька, что случилось?! – Мама схватила ее за плечи. – Господи, да ты вся дрожишь! Ты замерзла. – Ее взгляд стал строгим. – Что случилось?
Медленно, со скрипом отворилась смежная дверь, и в щель просунулось испуганное, заспанное лицо тети Поли. Она тихо затворила за собой дверь и подошла к Эле.
– Что такое? – Она провела рукой по ее опущенной голове. – Элечка, почему ты плачешь? Кто тебя обидел?
И тут в оконное стекло что-то глухо ударило. Это был снежок, он оставил на стекле неровно очерченную белую кляксу. Эля всхлипнула, перестала плакать и затравленно уставилась на кляксу. Тетя Поля выглянула в окно.
– Это Шура, – довольно резко сказала она. – Эля, он тебя обидел? – спросила Полина, и на ее переносице пролегли две суровые складки. – Сейчас я сама с ним поговорю! – Полина сняла с плеч шерстяной платок, надела на голову и направилась к вешалке. – Сейчас все прояснится. – Она подняла вверх указательный палец. – Если он тебя обидел,