женщина в латексе. Там остался Гейси, я за него волнуюсь. Перед моими глазами мелькают мозги на коврике. Я натыкаюсь глазами на белую дверь с золотым декором.
– Долго мы будем топтаться у двери? – спрашивает Сэнди и улыбается.
Моя Сэнди частенько улыбается, когда чувствует мою неловкость, связанную с Папочкой. Она думает, что чувствует ее и сейчас, но нет – во мне не неловкость, а страх. В уме я пытаюсь сложить мозги, женщину в латексе, искусствоведа и пропажу Пауэрса в одно уравнение.
– Идем, – говорю я Сэнди, и Сэнди открывает дверь.
Папочка сидит в гостиной. Он курит сигару, попивает собственное вино и смотрит телевизор. Типичный папочка для многих – но только у немногих в доме покрытые позолотой лестничные перила, гаванские сигары и собственные вина. Папочка поворачивается к нам. Я киваю – более теплое приветствие выжать из себя я не в состоянии. Сэнди подходит к нему, целует в щеку и желает ему здоровья. Папочка что-то кряхтит в ответ и попыхивает сигарой.
Возле, наверное, стосемнадцатидюймовой плазмы стоит фотография тети Лорен в темной рамке. Когда-то ее поставила Сэнди, Папочке такое и в голову бы не пришло. Я знаю, что теплые отношения Папочки и тети Лорен были теплыми только для их многозначительных родственников. Папочка развлекался с молодыми девицами еще при живой тети Лорен – не мне его судить, конечно, но не думаю, что Папочка изменил себе и после ее смерти.
Папочка кряхтит что-то недовольное, я так понимаю, что он обращается ко мне. Странно, но нет – он спрашивает у Сэнди, зачем мы здесь.
– Вам не хватает денег? – Я разбираю, и разбираю с трудом только эту фразу Папочки, зато отчетливо понимаю, что в этой фразе скрывается злорадство.
Я про себя спрашиваю, как этот семидесятилетний старик, который не может даже членораздельно говорить, способен удовлетворять молодых девиц? Виагра творит чудеса? Затем спрашиваю себя – будь я молодой девицей, лег бы я под осыпающееся песком бесформенное тело Папочки ради его денег? Сэнди тем временем врет, что в нашем домике проводят детоксикацию от огненных муравьев. Папочка грузно поворачивается на диване, затем поворачивается еще раз, только после этого встает и уходит в туалет. Даже не удостаивает меня своим недовольным взглядом – я-то радуюсь, конечно, но это странно.
Похоже, это замечает и Сэнди.
– Совсем обрюзг, – говорит она без грусти.
Она не особо любит своего Папочку – конечно, не ненавидит его, в отличие от меня, но не любит однозначно. Не любит – пожалуй, самое верное определение. Папочка обожает свою старшую дочь Клэр за то, что она занимается ювелирным бизнесом и удачно инвестирует Папочкин капитал в полутеневые кампании – чего нельзя сказать о "бесполезной мазне" Сэнди, которая, вдобавок, подобрала за Клэр ее нищего "славянского мигранта"… Хорошо что мне хватает ума не цитировать Папочку при Сэнди – иначе ее "не любит" стало бы сопоставимо с моим "ненавидит".
И Клэр… Что с ней? О ней я умудряюсь не думать – наверное оттого, что я забыл включить ее в уравнение "мозги + женщина в латексе + искусствовед + пропажа Пауэрса = ?".
Но