заждались, – уходя от неприятного вопроса, затрагивающего ее интеллектуальные способности, проронила Циррозия, поправив халатик, и без того едва скрывающий выпадающую грудь. Спрятав татуировку, расскрестила ноги. Эротично завернула рыжий локон за ушко. Томно взмахнув длинными ресницами, поправила белую шапочку с маленьким красным крестиком.
– Что, не веришь? Думаешь, набрался старик? А я ведь хоть и не совсем трезв, но в полном рассудке, если то, что мы подразумеваем под ним, является рассудком. Ладно, давай. – Эвтаназ раскраснелся, жадно сглотнул слюну, мысленно лишил Циррозию халатика и произнес: – Кто там у нас следующий?
– По списку – некто Флёр из отдела лингвистики, – откликнулась Циррозия, справившись в картотеке.
– Зови, – магистр спрятал под стол колбу и мензурки. Проводил жадным взглядом колыхающую бедрами и печенью Циррозию.
– Следующий! – открыв дверь, крикнула она в пустоту и вернулась. Нагнулась и принялась искать в столе завалявшуюся ручку. Над столом виднелась только циррозливая прическа. На какой-то миг Эвтаназу показалось, что на голове ассистентки шевелятся щупальца медузы36. Он безумно замахал перед собой руками, несколько раз зажмурился, ущипнул себя за палец, а когда открыл глаза, перед ним стоял ввалившийся из пустоты полупрозрачный командируемый.
– Выделения, потливость? – сразу приступив к делу, поинтересовался Эвтаназ, указав на стул рядом с бормашиной и хирургическим столом. – Навязчивые идеи, слуховые галлюцинации, симптоматические психозы? – Кинул быстрый взгляд на Циррозию и с облегчением выдохнул. Видения исчезли – ассистентка меланхолично заполняла карточку Флёра.
– Призрачность и тяга к самопознанию, – присев, отозвался командируемый в манере Эвтаназа.
– Понятно, – уныло протянул магистр, откинувшись на спинку стула. – Экзистенциальный психоз. Давно это у вас?
– Всегда, – твердо ответил Флёр.
– Э-э, – нагнулся к нему магистр. – Что ж вы себя не бережете?
– Что я… Все мы тут – нереализованные экзистенты, – устало и горестно ответил командируемый.
– Философская интоксикация, ясненько, – резюмировал врачеватель. – Чувствуется костлявая рука старого развратника с перегоревшими «предохранителями», – намекая на фанты, которыми приторговывал Амадей, прогундосил Эвтаназ. – Общались, небось?
Флёр утвердительно кивнул.
– И многое он вам наговорил – широкоуст наш, но маломозг? С него станется. Сам кашу заварит, а нам – расхлебывай… И вообще, – заметили? – очень он свои мысли сумбурно выражает, а нередко и вовсе себе противоречит… У него всегда так: есть два мнения – одно его, другое – неправильное. Он, знаете ли, из тех, кто понимает, что все мы разные, но почему-то никак не может взять в толк, отчего мы на него не похожи. Что и говорить, старость – она противоречива… И эта его манера дурацкая: «Мымозы здесь мыазмы,