башмачниками никто не признает и не конвертирует. И чем только кредиты отдавать будут? Клумпами? Ходулями? Не понимают, жопошники, что истинная аннексия на купюрах зиждется. Вот скажите, нормальные они после этого или нет?
– Нет, пожалуй. – Флёр не очень-то поверил прыщевато-притчеватым россказням магистра, но решил с ним на всякий случай согласиться.
– Вот и я о том же. Но Детьми и латентными мы не занимаемся. Не наш профиль. А вот с буйными, так сказать, с особенно продвинутыми, мы радикально поступаем. Кого на цепь, а кого и в камеру.
– А посмотреть можно? – поинтересовался командируемый, тотчас устыдившись своей навязчивости.
– Почему нет, конечно, – радушно-равнодушно произнес Эвтаназ. – Тем более, вам полезно будет. По крайней мере, будете знать, чем всё это чревато. Вообще, если заметили, то все мы делимся на тех, кто, находясь в Здании, внутренне знают о жизни за Ним, и на тех, кто, даже побывав за пределами нашей избы, отрицают факт Потусторонья. Они будут твердить одно – есть только они, Других не существует. Таких я называю просто – «консервами». Но это так, к слову. Прелюдия, если хотите. – Магистр поднялся и, минуя бормашину с хирургическим столом, направился к выходу. Командируемый последовал за ним.
– Да, и, это… – Эвтаназ резко-резво повернулся к Флёру. – Я вам этого не говорил. Это мое личное мнение. Остальное же – от Здания, которому я служу. От лукавого, иными словами. – Он посмотрел на ассистентку и объявил: – Циррозия, я ненадолго. Займи клиентов пока чем-нибудь. Ну, ты сама решишь, чем, женщина взрослая, – магистр подло хихикнул. Ассистентка густо покраснела и для храбрости выпила еще мензурку. – Ах ты, гангрена! – взъерепенился Эвтаназ, подмигнув Флёру. – А нам? На посошок надо же, правда? Для внутреннего, так сказать, втирания.
– Естественно, – поддержал его командируемый, устремился к столу и лихо, не запивая, дернул многоградусной жидкости. Кабинет разодрал пронзительный кашель. Эвтаназ неодобрительно покачал головой и похлопал Флёра по спине.
– Вы полегче. К этому быстро привыкают, – магистр кивнул в сторону беспокойно-рыжей Циррозии. – Правда, крысавица моя ненаглядная? – Та поджала губы, но поступила мудро и промолчала.
– А, скажите, вы сами на сто процентов уверены в том, что существует другая жизнь? – откашлявшись, уточнил Флёр.
– Я? Э… Ну… Как бы вам сказать… короче… Не уверен, что уверен, но и не так, чтоб совсем был уверен в своей неуверенности. Глубокомысленно?
– Весьма. Я еще спросить хотел… А что такое «Псих-травм-дерм»?
– Где это вы такое глупое слово услышали? – остолбенел магистр.
– А у вас на дверях табличка висит: «Псих-травм-дерм лечитель Эвтаназ».
– Да?! – воскликнул тот, быстро выскочил за дверь, прочитал написанную одним из залеченных до галлюцинаций пациентов надпись