поэта – что, ни вышло бы из-под его пера: «Не „чудно“ вышло, а чудом – вышло, всегда чудом вышло, всегда благодать, даже если её посылает не Бог». («Искусство при свете совести») За эти стихи, посланные не Богом, на Страшном Суде и спросится.
Страшный Суд это суд совести. Спросится с тех, кто знает тайну творческого вдохновения. Цветаева – знала. И была готова отвечать. И предостерегала других – соблазняющихся творчеством, и не ведающих – кем соблазнены: «Посему: если хочешь служить Богу или людям, вообще хочешь служить, делать дела добра, поступай в Армию Спасения или ещё куда-нибудь и брось стихи». («Искусство при свете совести»)
У Цветаевой всё же есть надежда, что если существует Страшный Суд слова – на нём она будет совершенно оправдана.
Цветаева всегда держала под рукой две книги: Библию и древнегреческую мифологию. Рассуждая о книгах, Цветаева ставила Библию и мифологию в один ряд с эпосом по значимости. Эта литература была вне критических оценок, вне соперничества: «Только плохие книги – не для всех. Плохие книги мстят слабостям: века, возраста, пола. Мифы – Библия – эпос – для всех». 46
На Библию Цветаева смотрела как на великую книгу. Нередко она давала событиям, изложенным в ней, неожиданную и точную оценку: «Еву Библия делает Прометеем», «Песня Песней действует на меня, как слон: и страшно и смешно», «Песня Песней: флора и фауна всех пяти частей света в одной – единственной женщине. (Неоткрытую Америку – включая)», «Песня Песней написана в стране, где виноград – с булыжник», «Вся Библия – погоня Бога за народом. Бог гонится, евреи убегают». 47
Это конечно сказано о Ветхом Завете. К Ветхому и Новому Заветам Цветаева подходила не с одной и той же меркой. Она превосходно понимала разницу идей, лежащих в основе Заветов: «Единственное, что читаю сейчас – Библию. Какая тяжесть – Ветхий Завет! И какое освобождение – Новый!». 48
«Тяжесть» Ветхого Завета чувствуется в избранных Цветаевой образах – слон и булыжник. Но за художественными образами кроется глубокий смысл. В Ветхом Завете Цветаева усматривает тяжесть плоти, материи, природной необходимости. Новый Завет освобождает человека от власти материи и природной необходимости. Тяжесть Ветхого Завета – в ощущении первородного греха и жажды искупления через кровавую жертву, в чувстве ужаса перед карающим, грозным, мстительным Богом. Бог Ветхого Завета открывается человеку как Сила и Мощь. Бог Ветхого Завета не Отец, но Творец с безграничной властью над своими творениями. Горе тому, кто ослушается Его. Тяжесть Ветхого Завета – в отсутствии идеи спасения. Глубокая тоска человека перед лицом неизбежной смерти слышна в Книге Екклесиаста проповедника)». 49
В Ветхом Завете Цветаева пленялась образами Адама и Евы, Моисея, Соломона, Суламифи, Саула, Давида, Агари, Даниила. Есть в её лирике особая тема, навеянная Ветхим Заветом – тема еврейства.
Новый Завет несёт освобождение от этой глубокой тоски, от чувства