не удовлетворяется только тем, что первым делом узнаёт в незнакомом городе путь в храм, но старается найти информацию о нём: когда построен, кем, чем знаменит. Эту информацию Цветаева не забывает сообщить своим корреспондентам. Чем старее церковь, тем больше она восхищает Цветаеву. Она благоговеет перед древними камнями, из которых сооружены храмы.
Церковь как институт, церковь как святыню и твердыню, как оплот духовной жизни Цветаева чтит, как чтит и служение священника. Но ей, во всём категоричной и страстной, и пристрастной, жаждущей высшего идеала во всём, тем более в церкви, хотелось церкви невозможной, идеальной, идеального священника.
Эту жажду высшего и идеального Цветаева утоляла, благоговея перед монахами и монахинями. Е. Рейтлингер очень верно уловила это отношение Цветаевой к подвижникам веры. Она утверждала, что Цветаева с огромным уважением относилась к тем людям, кто посвятил свою жизнь служению Богу. Замечу, что в самой Цветаевой было что-то целомудренно-монашеское, невзирая на всю страстность, безмерность и безудержность её натуры. Это целомудрие монахини проявлялось в её отношении к любви, в стремлении к овладению своими страстями.
Цветаева пишет А. Тесковой: «Знаете ли Вы, что редактор Благонамеренного, Шаховской, (22года) на днях принимает послух на Афоне. (Послух – и послушник идёт в монастырь.) Чистое сердце. Это лучше, чем редакторство». 26
Эта выдержка из письма Цветаевой не требует комментария. Отношение к поступку Шаховского выражено однозначно.
Не только человек, принимающий постриг, вызывает уважение и умиление Цветаевой, но и любой человек, презревший житейское и бытовое во имя высшего, духовного: «Вы, Вера, не волк, Вы – кроткий овец (мне кто-то рассказывал, что Вы всё время читаете Жития Святых, – м. б., врут? А если не врут – хорошо: гора, утро, чистота линий, души, глаз – и вечная книга)». 27
Цветаева, когда говорит о религии, церкви всегда употребляет слово – чистота, ибо святость, праведность, монашество всегда ассоциируются у неё с чистотой сердца и помыслов.
Совсем не случайно в 1934 году внимание Цветаевой привлёк образ Св. Терезы из Лизьё. Цветаева пишет В. Буниной: «Пришлите мне на прочтение Св. Терезу, я о ней недавно думала, читая „L’affaire Pranzim“ (подлинное уголовное парижское дело в конце прошлого века». 28
Книгу Цветаева получает, о чём сообщает в своём следующем письме: «Получила, милая Вера, Терезу. Сберегу и верну. Но боюсь, что буду только завидовать. Любить Бога – завидная доля». 29
Цветаеву заинтересовала судьба маленькой Терезы из Лизьё, монахини-кармелитки, поступившей в монастырь в возрасте 16 лет, настоявшей на своём поступлении в монастырь. Она обратилась с просьбой об этом к самому Папе Римскому, и он, в конце концов, снизошёл к её просьбе. Тереза умерла в возрасте 24 лет и 9 месяцев от туберкулёза (1873—1897). В 1925 году была завершена канонизация Терезы. Эта святая, жившая в конце Х1Х века, названа маленькая Тереза, т. к. в ХУ1 веке жила Св. Тереза