на четвереньках подползла к этой проклятой двери, приподняла её. Заглянула вниз.
Рядом с диваном стояло ведро. Привязанное к этой самой веревке.
Как заворожённая, Люба вытащила ведро.
В нем в моче плескались две какашки. Коричневые и аккуратные. Такие же, как вчера и позавчера.
Люба поднялась, взяла ведро, вышла наружу. Выкинула ведро в контейнер. Вместе с верёвкой.
– Этого не может быть, этого не может быть… – шептала Люба, идя домой, – этого не может быть…
Она отчётливо помнила, что накануне швырнула ведро в угол гаража.
Как оно могло оказаться в подвале, да ещё и с Витькиным дерьмом?
В квартире Люба постаралась взять себя в руки. Приняла контрастный душ. Попила чаю с мятой. Немного успокоилась.
Затем принялась гладить. Перегладила всю одежду ребёнка, постельное бельё, своё.
Однотонная работа хоть ненадолго, но отвлекала от мыслей.
Люба помыла полы. Вытряхнула ковёр во дворе. Прогулялась в близлежащий магазин. Накупила продуктов на неделю.
Но всё это не помогло. К вечеру её опять стало трясти.
Она походила по квартире из угла в угол. И не выдержала. Пошла к гаражам.
Было ещё светло. Как и неделю назад, когда она встретилась с Витей около дома Гали.
Люба отперла гараж. Открыла нараспашку ворота.
И сразу же увидела верёвку. Которая, как змея, извивалась по полу от двери подвала.
Люба тихо завыла. Совсем тихонечко, почти неслышно.
Она щёлкнула выключателями. Откинула дверь в подвал.
Диван.
Рядом с диваном ведро. И от ведра тянущаяся вверх верёвка.
Люба вытащила ведро.
Две Витькины какашки весело плавали на поверхности его же мочи.
Люба поставила ведро в сторону. Посидела, раскачиваясь.
– Я больше не буду, – сказала кому-то в подвал.
Подвал ответил тишиной.
Люба встала. Отряхнулась. И пошла домой, не глядя по сторонам и слегка шатаясь.
Эту дорогу она уже знала наизусть. Целую неделю ходила по ней.
А гараж так и остался раскрытый нараспашку.
Пока добрела до дома, стемнело.
Люба зашла в квартиру. Включила везде свет. Приняла душ.
Надела чистую ночную рубашку. Расчесалась. Завязала волосы в пучок.
Было страшно.
Люба долго искала в кухонных шкафах верёвку. Но обнаружила её только в коробке на антресолях. Настоящую, пеньковую. Её купили ребёнку, когда тот увлёкся вязанием морских узлов. Но увлечение прошло, а вот верёвка осталась.
Люба ловко сделала скользящий узел.
Поставила стул. Залезла на него. Сняла люстру, безжалостно обрезав провода. Включила торшер, чтобы было светло.
Свободный конец верёвки закрепила на крюке, торчащем из потолка.
Крюк не выглядел надёжным. Но искать другое место для повешения не было ни сил, ни желания.
Люба набросила петлю на шею. Постояла, раскачиваясь на стуле.
И вдруг