от бабушки ушёл…, – в который раз уже завёл Колобок свою песенку с начала и осёкся.
Из-за поворота таёжной тропы шагнул встречь ему молодой человек. Был он замечательно хорош собою, с прекрасными темными глазами, темно-рус, ростом выше среднего, тонок и строен. Но до того худо одет, что иной, даже и привычный человек, посовестился бы днем выходить в таких лохмотьях в лес.
За спиной молодого человека теснилась на дорожке компания совершенно разбойного вида. Один страшно косил на Колобка глазом, второй щерил клыки на заросшей серой морде, третий что-то бурчал, переступая на липовой ноге. Только рыжая смотрела вроде бы ласково, но явно со скрытым подтекстом…
– От бабушки, значит? – переспросил молодой человек и впал как бы в глубокую задумчивость, даже, вернее сказать, в какое-то забытье.
Видно было, что мысли его порою мешаются и что он очень слаб: явно второй день как уж он почти совсем ничего не ел.
Колобку стало неуютно, он зябко поёжился и судорожно кивнул в ответ, от чего глотнул сухой земли с прелыми иголками и закашлялся.
Молодой человек вздрогнул и пришёл в себя.
– А эти, сударь, тоже с вами?
Колобок обернулся, крутнувшись и взрыв на тропинке ямку. Оказалось, что позади него тоже образовалось уже некоторое скопление: переминался с ноги на ногу запыхавшийся серенький козлик, следом – два гуся разной масти, но оба с глуповато-веселыми ухмылками, дрожал испуганный поросёнок в белой панамке, а дальше сгрудились толпой кастрюли, тарелки, блюдца и прочая кухонная утварь, перепачканная болотной тиной. Позади всех пыхтел самовар, накрытый медным тазом.
Колобок энергично замотал головой, перекатываясь от левой обочины к правой:
– Приблудные… На хвост упали, – добавил он, желая понравиться.
Серый шагнул вперёд:
– На буханку не претендую, но козлик, чур, мой!
Рыжая умильно глянула на гусей, потянулась к ним всем гибким телом.
– Стоять, морды каторжные! – прикрикнул молодой человек, и шайка его послушалась. – Закон помните? «В дебрях не тронул прожорливый зверь…»
Где-то недалеко уже перекликались, приближаясь, старушечьи голоса.
Молодой человек расстегнул пальто, коротко бросил Колобку:
– Тикай, братва, мы прикроем, – и зашагал, на ходу доставая топор.
Из тёмного леса навстречу ему выходили, разворачиваясь в цепь, старушки.
Страшная история
– Я не краснею, – потому что ведь от этого странно же краснеть, не правда ли? – но в обществе я лишний…
Хозяин раскурил трубку с длинным чубуком, запахнул домашний халат и продолжал:
– Вам непременно надобно знать, как это у меня началось? Что ж, извольте!
История, давшая толчок всем последующим событиям, произошла, когда я был совсем юн. Я был студент. Самое торжественное время для нас тогда были летние вакансии – время, когда нас распускали по домам, и всю большую дорогу усеивали грамматики, богословы, философы, юристы…
Один