и кобурами. Среди них много темнооких брюнетов, в том числе, азиатов, и опять ты, в берете, с усами почему-то. Где это было снято?
– Далеко. Отсюда уже не видать.
– Ты профессиональный убийца?
– Такой профессии нет. Это выдумка. Для кино и для книжек.
– А кто ты?
– Курьер.
– С каких пор?
– С тех пор, когда появилась та выдумка.
Я не люблю вспоминать, как я стал курьером. Обычным, мирным курьером. Поэтому мы все надолго замолкаем.
– Нам нужна ваша помощь, Антон, – сказала Паня и всхлипнула.
На руках у Геродота чутко дремлет крупный рыжий кот средних лет. Он принес его неделю назад с какой-то помойки. Кот быстро прижился.
– Как его зовут? – спросил я, чтобы сменить хоть ненадолго тему. – Наверное, Чубайс?
– Почему Чубайс? – удивился музыкальный алкоголик и нежно прижал к себе котяру.
Тот приоткрыл желтый глаз и кольнул меня стрелочкой зрачка, строго и холодно.
– Потому что этот зверь рыжий, – ответил я, как само собой разумеющееся. – Так на Руси уже давно рыжих котов дразнят.
– Его Моцартом зовут, – усмехнулась Эдит. – Геродот не оппозиционер, а музыкант. Принес это чудовище, напоил молоком, накормил вареной рыбой и сказал, что это его личный, персональный «Моцарт».
Паня взволнованно поднялась, заковыляла вокруг стола. Вернулась на свой стул, села.
– Что будем делать? Антон, вы нам поможете? Или мы с несчастным Моцартом пойдем на его помойку?
– Надо подумать. Сколько у вас времени осталось?
– Две недели, не считая сегодняшнего дня, – сказала Эдит.
Но история это началась не сегодня и даже не вчера. Ее истоки бьют из прошлого Боголюбовых. Тогда еще был жив глава семьи. Вот когда все забурлило. То есть, тогда только подогревать начали, а вот точку кипения застал уже я.
Иван Иванович Боголюбов, отец Эдит и Геродота, муж Пани, то есть Александры Семеновны, урожденной Поповской, был в юности подающим большие надежды музыкантом. Играл на всем, что издает мелодичные звуки: на скрипке, альте, виолончели и на клавишных. Иван Иванович блестяще окончил московскую консерваторию по классу скрипки, но исполнителем так и не стал. И дело было не в том, что талант «вовремя ушел в песок», как криво усмехаясь, выражалась Эдит, а в том, что, управляя «Волгой» отца, администратора в Большом театре, юный еще Иван Иванович однажды ночью на Кутузовском проспекте врезался в неподвижную скальную группу самосвалов и генератора. Рабочие раскопали огромную ямищу посередине проспекта, недалеко от Триумфальной арки, а два самосвала и ревущий генератор стояли около этой ямы, в которой вкалывали рабочие ночной смены. Был там еще какой-то временный заборчик с погасшим красным фонарем и пьяный работяга с желтым флажком.
Капот старой «Волги ГАЗ-21» с изящным хромированным оленем подхватил этого несчастного работягу и вместе с ним влетел в яму, угробив в ней еще одного рабочего. По пути были задеты самосвал, генератор и заборчик.
Иван Иванович попал