Андрей Бинев

Похищение Европы


Скачать книгу

криво свисающую сверху.

      – Герка, сволочь! Сколько раз говорила, почини! Пьяница чертов!

      Я иду за ней в большую гостиную, темную из-за задернутых штор и несвежих стен. Паня кивает мне как-то неопределенно и исчезает куда-то. Через пару минут она возвращается назад с трехлитровой банкой, полной водой. Из банки торчат мои пионы. Я все еще стою посередине комнаты, у круглого стола.

      – Знаете, почему раньше столы были круглые, а теперь квадратные?

      – Вычисление квадратуры круга дошло до абсурда?

      – Остроумно! Это не вы придумали.

      – Квадратуру круга не я, а остальное мое. Вы обязаны ссылаться. Антон Суходольский, лимитед.

      – Лимитчик?

      – Нет. Лимитед. Но это неважно.

      – Так вот, лимитчик, раньше люди садились в круг и любили друг друга по кругу, то есть нежно и обтекаемо. И уважали так же. А теперь каждый норовит усесться во главу стола. Сейчас забыли, что главой стола признает только круг, а теперь кто первый, того и тапки. У нас круглый стол.

      Я киваю, топчусь.

      – Да садитесь вы! – Паня ставит банку на центр стола и ногой отодвигает мне тяжеленный стул с дырявой обивкой.

      Я сажусь и удивляюсь, что такая древность не скрипит, а очень даже крепкая еще.

      – Вы принесли мою записку? – вдруг спрашивает она строго и совсем так же, как ее дочь, сводит невидимые бровки над переносицей.

      – Эдит ее разорвала. У меня больше нет вашего автографа.

      – И правильно! Я еще нарисую. Сколько потребуется.

      – А зачем?

      – Чтобы помнили… И уважали. У нас круглый стол.

      – Это правильно.

      – А где Эдит? – Паня вдруг вспоминает, что я явился один.

      – Прислала меня сюда одного в авангарде, а сама пошла в гастроном.

      – За вином пошла. У нас тут из-за Герки спиртное не держат.

      – Слышал.

      – Тут и слышать нечего. Достаточно на него только мельком взглянуть. Может не есть днями подряд, зато, что касается выпивки… Отец его не пил, дед не пил, а этот!..

      – Аристотель и Софокл?

      – Что! – вдруг Паня вскакивает и хохочет, утирая слезы, которые катятся по ее полным, с красными прожилками, щекам.

      Я смущаюсь, не знаю, куда деть руки. Похоже, Эдит мне наврала об именах.

      – Это моя дочь вам так сказала? Она стало быть Эдит Аристотиелевна?

      – Да, именно. А ваш сын… – я запинаюсь, но произношу все же: – Геродот Аристотиелевич.

      – А муж, стало быть, Аристотель Софоклиевич?

      – Именно.

      – А я?

      – А вы Прасковья. Паня, стало быть, для домашних.

      – Ну, стерва!

      Паня делается вдруг серьезной.

      – Иваном звали моего покойного мужа, а не Аристотелем. Сын действительно Геродот. Иван его так назвал. А дочь – Эдит. Это уже моя идея. А я – Александра Семеновна. Паней меня с детства все зовут, потому что я откликалась на это имя… то есть прибегала, когда нашу кошку звали. Вот она как раз Паней была. Кошка давно умерла, а имя осталось… пожизненно. Моим стало.

      Я развожу руками и вздыхаю шумно.

      – Эдит