четыре года впервые оказался в Юрмале на песчаном берегу Рижского залива. Так почему-то латыши называли свое потрясающее море. До этого я знал, что есть места, где много воды. Например, в Москве-реке или же в двух прудах, на берегах которых я часто гулял с мамой. Первый, поменьше, находился в Ботаническом саду, другой, побольше, в парке ЦДКА. Но тут!.. Вода уходила далеко за горизонт, и не было ей конца и края, и казалось, там впереди, где небо соединяется с водой, кроме этой самой воды, ничего не существует.
Это было потрясающе!..
Приехав на сверкающей черным лаком трофейной машине в Майори, мы столкнулись с первым неудобством: оказывается, квартал, где находилась наша дача, охраняли войска НКВД и, прежде чем попасть туда, надо было предъявить пропуск молоденькому солдатику с винтовкой в руке. Грозно выпалив: «Пропуск!..» – он густо покраснел и, переминаясь с ноги на ногу, стал перекладывать винтовку из одной руки в другую. Не знал, бедный, куда ее деть. Думаю, если бы коварные диверсанты вздумали напасть на нас, в лице этого воина они получили бы достойный отпор.
Мама была очень довольна нашей жизнью на взморье. Помимо того, что нас охраняли, нас еще и кормили. Рано утром к нам приезжал другой солдатик, который привозил еду в кастрюльках, надетых одна на другую. Мама называла эти кастрюльки «судками». Так что ей надо было только разогреть еду, и больше никаких хлопот. Настоящий дом отдыха или санаторий. Маме солдатская еда не очень нравилась, но другого выхода у нас не было: магазины еще не работали, на рынке продавали только клубнику, а питаться одной рыбой, которую в плетеной корзинке приносила нам чистенькая, аккуратненькая женщина в накрахмаленном белом фартуке, тоже было нельзя. Толстые золотые рыбешки назывались «реньдес», а длинные, похожие на змей, «луциши». «Реньдес» в переводе на русский означает всего лишь «салака». Но какая салака, доложу я вам! Она не идет ни в какое сравнение с той, что продается сейчас в наших магазинах. Выловленная ранним утром, она появлялась на нашем столе максимум через час после того, как была вынута из коптильни. Даже бока ее еще хранили тепло. Какое это было объеденье! С тех пор я на всю жизнь полюбил рыбу, а за то наслаждение, которое я получаю, когда удается съесть несколько рижских миног, «честное слово, Родину продам!..». Так говорил один наш знакомый.
Одного я до сих пор не понимаю: как этой женщине удавалось пробраться через суровый солдатский кордон? Неужели и у нее был пропуск в строго охраняемую зону?..
Дом наш стоял на высоком берегу, совсем рядом с пляжем. Нужно было выйти из калитки, повернуть налево, увязая в рыхлом, почти белом песке, пройти несколько метров мимо поросших редким ивняком дюн, и перед тобой открывалось… море!..
Это было как удар под дых!.. Я остановился и, не обращая внимания на призывы мамы, долго не мог двинуться с места. Над моей головой шумели мохнатые сосны, соленый ветер, пахнущий йодом, трепал мой чубчик на голове, а я все стоял и смотрел, как белые барашки волн, ударяясь о песчаный