квартиру в центре города. И пусть городские сплетницы обливают ее грязью!.. Она хочет только одного: быть рядом со своим возлюбленным! И этой своей решимостью, этой «самоотверженностью» много выиграла в глазах полковника Десницкого.
А мама?.. Уверен, способом, который она выбрала, чтобы удержать Глеба Сергеевича возле себя, она заранее обрекала свое самое главное желание на провал. Вместо того чтобы окружить мужа лаской, любовью и заботой, чтобы «изменник» почувствовал, как дорог он ей и сыновьям, как они не могут жить без него, она писала жалобы начальству, писала в партком – последнюю и самую надежную инстанцию, как считало подавляющее большинство брошенных советских жен. Да, в какой-то степени Вера Антоновна добилась своего: товарищу Десницкому объявили «строгий выговор с предупреждением за моральное разложение». Угроза исключения из партии подействовала. В то непростое время положить партийный билет на стол означало только одно – конец. Конец карьере, конец благополучной жизни, конец всему. И в результате, как полагала моя наивная мама, эта угроза подействовала: отец «вернулся» в семью, но с условием, что мы все переедем к нему в Житомир. Скрепя сердце мама согласилась, и 2 июня 1950 года мы с Киевского вокзала отправились к своему новому месту жительства.
Я ликовал!.. Ведь это походило на увлекательное приключение: новые места, новые товарищи!.. А бедная мама ходила по дому с покрасневшими от слез глазами. Переехать всей семьей из одного города в другой – дело непростое. И чтобы помочь маме, папа специально приехал в Москву. Но, видимо, постоянно находиться рядом с женой он не смог, и 1-го числа, в День защиты детей, мы с ним сбежали из дому и отправились в парк ЦДКА на последнюю московскую прогулку. Побродили по аллеям, покатались на лодке, а на теннисном корте посмотрели матч, в котором играл чемпион Советского Союза Николай Николаевич Озеров. Конечно, я не думал тогда, что через 20 лет мы станем с ним друзьями, несмотря на существенную разницу в возрасте.
Дом, в котором мы жили летом 47-го года, начальник училища давно отдал под детский садик, и первое время нам пришлось, как и в Москве, ютиться практически в одной комнате. Правда, в квартире, рядом с кухней, была еще одна: крохотная и неудобная, к тому же проходная, но она была отдана Глебу Сергеевичу в личное пользование. И как кабинет, и как спальня. Конечно, я замечал, что между родителями возникло какое-то отчуждение, но девять лет совсем не тот возраст, чтобы придавать серьезное значение таким пустякам. К тому же папа каждый день ночевал дома, и Новый, 1951 год мы встречали все вместе. Пришло много гостей, было шумно, весело, и казалось, былое счастье вновь вернулось под крышу нашего дома.
Но так нам всем только казалось. В то время как за новогодним столом в нашем доме все гости дружно прокричали «ура!», Зоя Аркадьевна, покинутая свои любимым, сидела одна в снятой на папины деньги квартире и терпеливо ждала. И ведь дождалась!
Несмотря на партийный выговор, Глеб Сергеевич, оказывается, не сдался. Продолжал