и над нами!
– Мама! – крикнул с порога Вадик. – Он больше не будет! Не будет! Никогда!
Мама глянула на Вадика.
– Немедленно в постель, – решительно сказала она. – Пол холодный!
– Мама, – не слушал ее Вадик. – Я его приучу. В коробку с песком.
Мама тревожно ловила сухие, свистящие вдохи сына.
– Замолчи немедленно! – она протянула к нему руки. – Где ингалятор?
Через час, когда приступ удушья закончился, Вадик, обложенный подушками, лежал в кровати и, прикрыв глаза, осторожно втягивал вкусный легкий воздух. Голова плыла, тело казалось хрупким и невесомым, на губах запеклись остатки горького «Беротекса». В прозрачном полусне Вадик чувствовал на лице струйку весеннего сквознячка, слышал, как барабанили по карнизу капли с тающих сосулек, чирикали возбужденные воробьи. Он улыбался бледными искусанными губами и думал о лете, о каникулах, о теплом море и беготне с Цезарем по пляжу. Ведь доктор сказал, что йодистый воздух да морские купания – и приступов как не бывало. Скорее бы лето!
Дверь в спальню скрипнула. Вадик услышал мягкие шаги мамы. Она дотронулась прохладной рукой до его лба, закрыла форточку, поправила подушку и, постояв чуток, вышла.
– Кажется, уснул, – сказала она отцу.
Вадик открыл глаза. Он слышал, как позвякивали на кухне чашки, щелкнул тостер, выбрасывая хлебец, хлопнула дверца холодильника.
– Передай мне масло, – сказал папа.
Часы пробили восемь.
– Все. Убегаю. Ты сегодня работаешь?
– Нет, – ответила мама. – Не хочу его одного оставлять. Вдруг опять…
В дверь просунулась голова Цезаря. После утренней выволочки он опасливо озирался, но, увидев Вадика, улыбнулся глазами и неуклюже припустил к нему. Щенок, помахивая хвостом и повизгивая от радости, забросил лапы на кровать, потянулся к руке и лизнул ее шершавым языком.
– С псом надо решать, – сказала на кухне мама. – Либо он, либо я.
– Дорогая, зачем драматизировать, – начал было отец, но мама его перебила: – Я больше об этом слышать не желаю. Ты разве не видишь, что с ребенком делается? Какая собака?
Наступило лето, и Вадик на все каникулы уехал к бабушке на море. С мамой. А через год отправился еще раз. Теперь один. И будущим летом тоже поедет, ведь доктор оказался прав: йодистый воздух, купания в теплом море, босоногие прогулки по песчаным пляжам сделали свое дело. Почти никаких приступов. Лишь изредка.
А вот Цезаря у него больше не было. Только ошейник остался.
Однажды утром Вадик проснулся и не нашел щенка дома. Все понял, но не плакал. Не кричал. Не требовал. Только сжимал упрямо губы и обещал, что придет время, и Цезарь вернется. Повторял, что они обязательно встретятся и уже никогда, никогда не расстанутся.
Мама, чтобы не расстраивать, кивала головой, а отец успокаивал. Даже обещал, что, как только Вадик окончательно поправится и перейдет, скажем, класс в шестой, они с мамой обязательно купят ему щенка. Другого. Еще лучше и породистее.
Только