считающие себя столпами, только и умела жить, получая от каждого дня искреннее удовольствие и без страха, а даже с каким-то сладостным трепетом ожидая от будущего больших свершений. Быть может, кому-то показалось забавным, с каким спокойствием юная девушка (ведь все убеждены, что опыт и мудрость могут прийти только с возрастом, а в молодости вести себя осмысленно неестественно и смешно), держала себя рядом с человеком почти вдвое старше ее. Но, кто знает, не лучше ли на заре жизни проявить благоразумие и, пусть это нелепо при желании открыть мир заново, учиться мудрости, не повторяя ошибок других, чем потом собирать осколки и в немой тоске гадать, где треснуло счастье?
В перерыве Крисницкий, терзаясь не слишком приятными думами, прихватил Тоню за локоть и бросился искать Марианну.
Она, словно статуя в современной интерпретации, стояла у окна и зачарованно смотрела на черную улицу. Временами по пустым мостовым прокатывалась, грохоча, карета, изредка пробегал посыльный мальчишка с поручением. Марианна замедленно размышляла, с какой странностью переплетаются человеческие судьбы и как красочно разгораются огоньки под ловкой рукой фонарщика. В голове ее проносились сумбурные не связанные обрывки мыслей, чувств и фраз, лишая ощущения времени и принося странное, спокойное облегчение натруженным думам. Она не была несчастна, не завидовала, зная, что Он здесь с молодой женой, а та поистине хороша в светлом платье, пусть и выглядит напуганной. Нет, Марианна испытывала недоумение и легкую жалость, граничащую с тоской, потому что нигде не чувствовала себя в кругу любящих друзей. Возможно, она сама препятствовала этому какой-то своей внутренней преградой перед живыми существами, ведь везде и всегда, даже в амплуа нарушающей приличия актрисы возможно отыскать таких же, как сама, вольнодумцев. Но она была слишком пассивна для того, чтобы ревностно звать там, где их, возможно, и не было, и не будет. Не всем везло с окружением… Коллеги по театру считали Веденину заносчивой и медлительной, немало завидуя ее успехам, сама она считала их кричащими, хоть и признавала, что кое-кто из них, наиболее самовлюбленные, талантливы и многое могут сказать языком жеста и мимики. Но… Все не то! Она рвется к идеалу и понимает при этом, что никто никогда не сможет даже приблизиться к нему. Те, кто растворяется в служении людям, теряют личность и становятся безликими орудиями чужих или своих идей. Куда ее занесли раздумья? Марианна невесело усмехнулась и повернулась к лениво бредущему потоку зрителей, обсуждающих творение Глинки и удачно обходя все, что хоть отдаленно походило на анализ или порицание.
Жизнь никогда не казалась Марианне бесконечной чредой меланхолии или безудержной радости. Даже счастье, которое она урывками получала, оказывалось быстротечным. Веденина соглашалась с Пушкиным в том, что это только несколько мгновений, которые придают жизни смысл. Если человек не счастлив ни на йоту, ни на миг, его существование ничем не оправдано. После нескольких дней, проведенных вместе