виде бессмысленного существования. К нему подходят горничные. Взгляд игнорирует всё. Что-то спрашивает девушка с ресепшна – ей не достучаться. Уши забиты пеленой безразличия.
– Классный прикид, – пробивается Утюг.
– Угу, – без особого энтузиазма бормочу я.
– Начальник домой собрался? А время-то ещё раннее…
– Кто же меня остановит? – спрашиваю я.
– Тут не поспоришь, хорошо быть тобой, – говорит Утюг.
Мой телефон начинает вибрировать.
Для Утюга я выдавливаю улыбку.
– Не забудь про Димона.
– До завтра, – кричит Утюг вслед.
Звонок от Сестрёнка.
– Да, Ева, – беру я трубку и слышу:
– Это пиздец!
Глава II
День 1-й
Неповторимо чёрный ворон летит напротив меня, величественно и спокойно размахивая своими крыльями. Он не отстаёт. Похоже, у меня новый спутник.
Но пути расходятся.
Уже второй час перед глазами мелькают кусты и деревья, изредка появляются поля, огороды и брусчатые домишки.
Я смотрю в небольшую щель в стене.
Поезд продолжает движение.
Купе – дорого, плацкарт – занят, общий – неудобно. А нас никто и не спрашивал, просто загрузили в деревянный гроб на колёсах и ютитесь.
Вагон забит уголовниками.
Как я тут оказался?
Стал таким же.
В вагоне человек сто не меньше. Мужчины в основном до тридцати, хотя есть и старше. Национальности варьируют от начала и до конца: большая часть – русские, как мне кажется; позади меня сидят двое армян и обсуждают какое-то произведение Достоевского – удивительно для этого места; в противоположном углу сидит китаец, внешне похожий на Брюса Ли; недалеко от него спит татуированный цыган; группа тувинцев находится в центре, один из них затачивает болт, остальные балакают на своём. С этими лучше не связываться, отмечаю я на будущее. В конце вагона у 38-литровой фляги с водой располагаются кабардинцы и дагестанцы.
Вот уже который час, сидя на корточках, рядом со мной засыпает якут, падает – просыпается и снова садится на корточки.
За дюймовой щелью проносятся десятки маленьких ручейков.
Я целый день на голых досках, и в голову приходят разные мысли: во-первых, странно, что нас везут на поезде, а во-вторых, интересно какого было ехать во время Второй мировой в таких же вагонах, ведь те, кто в них ехал, знали, что их отправляют на смерть и шансов выжить у них один из тысячи. Мы даже не знаем, куда и с какой целью нас везут, но в то же время в отличие от миллионов невинных людей того времени, мы все виновны, может быть, и не по понятиям улиц, и не перед Богом, но по законам Уголовного кодекса точно.
Мои размышления прерывает, упавший на меня, якут. Я отталкиваю его, на этот раз он сворачивается клубочком и продолжает свой сон.
Я смотрю в щель: напротив нас, меня, не спеша тащатся белые облака.
Прислонившись к стене, я пытаюсь заснуть, попутно думаю, как же там моя сестрёнка.
***
Я просыпаюсь,