Нечасто мне удается поймать скорпиоса с осьминогом в придачу.
Но, похоже, после этого удача ему изменила: мы несколько раз обошли рифы, но больше ничего не поймали. Мы видели мурену, высунувшую голову из норы в скале, очень даже злобную голову размером с собачью. Но стоило Таки опустить в воду острогу, как мурена весьма изящно и с особым достоинством снова спряталась в скале, и больше мы ее не видели. Чему я был только рад, так как определил на глаз, что мурена минимум шестифутовая, и сражаться с таким монстром в слабо освещенной лодке – то еще удовольствие даже для такого заядлого натуралиста, как я.
– Ну что ж, – философски изрек Таки. – А теперь перейдем к твоей рыбной ловле.
Он отвез меня к самому большому плоскому рифу и высадил вместе с моим снаряжением. Вооружившись сачком, я бродил по краю, а Таки подгребал за мной на расстоянии полдюжины футов, подсвечивая сумеречную красоту скал. Здесь бурлила такая жизнь, что я засомневался в моей способности все это выловить.
Тут были тщедушные морские собачки в золотисто-алом наряде: крохи размером с полспички, красный столбик тельца, черные глазища, и другие, такие же крохи цвета берлинской лазури и окиси кобальта. Кроваво-красные морские звезды и пурпурные, ломкие, с длинными изящными остроконечными ручками, которые беспрерывно сворачивались и разворачивались. Их надо было вытаскивать сачком с предельной осторожностью – одно резкое движение, и они с отчаянным безрассудством избавлялись от своих конечностей. Улитки-тапочки. Если ее перевернуть, обнаружится аккуратная костяная подошва, так что улитка и впрямь похожа на мешковатый, довольно бесформенный домашний тапок на подагрическую ногу. Моллюски-каури – от белоснежных, нежно-ребристых до кремовых, в пурпурно-черных метках. Панцирные моллюски, или хитоны, до двух с половиной дюймов в длину, похожие на мокриц, липшие к трещинам в скале. Увидев крохотную каракатицу величиной со спичечный коробок, я чуть не свалился с рифа в попытке ее поймать, но, к моему огромному огорчению, она сбежала. Не прошло и получаса, а мои банки, жестянки и коробочки уже ломились от морских существ, и я понял, что хочешь не хочешь, а придется остановиться.
Таки по-добрососедски отвез меня в мою любимую бухту и с любопытством посмотрел, как я осторожно выпускаю всякую живность в специально оборудованную заводь. А затем довез до пристани южнее Менелаоса. Он пропустил шнурок через жабры мертвой рыбы-скорпиона и протянул ее мне:
– Скажи своей матери, чтобы она приготовила ее с острой паприкой, растительным маслом, картошкой и добавила костного мозга. Получится очень вкусно.
Я поблагодарил его за подарок и проявленное терпение.
– Еще порыбачим, – сказал он. – На следующей неделе. В среду или в четверг. Когда приеду, дам тебе знать.
Я ответил, что буду ждать. Он оттолкнул лодку и, орудуя одним веслом, взял курс через мелководье на Беницес.
– Удачи! – крикнул я ему вслед.
– Pastocalo, – ответил он. – Всего наилучшего.
Я