наружу и на глозах у десяткав посажыров задушыл сибя. «Харош песдеть», в йарости подумал йа, но фслух скозал лижь, што этаво не можид быть. Чилавек не можит сам сибя задушидь, этава не бываит.
Добрый Следоватиль вздахнул, кабуто йа зайобал иво в коринь, кабуто я целэй день выгрэзал иму моск сваими падрасковыми аткровениями, и утамлёно скозал, что он тожи таг думаед, но у нево трицать восим свидетельскех пакозаний, что грашданин Ивонов задушил сибя рукаме на глозах у всево разйирёнаво поизда, расдовив сибе трахею. На шейэ астались толька иво атпечатки.
Я малчал. Ва всей Всиленой патух свед. У миня болше не было друззей. Аднаво я предал, другой бросел миня, устаф срожаца со сваими сраными деманами, сука, каг жэ я нинавидил этих йобаных деманав в тод трогический маменд… «Вотка езть?», спросил йа и зоплакал. Ищо сильнейе. Следоватиль удевился и нолил сибе и мне.
Йа шол дамой к жине Лене, пьянэй и убитэй, каг буто в миня выстрелил танкъ. В упор. Я пазвонил дамой из афтомата науглу и скозал пра какие-та дила, а сам пашол к Ивонову. Аткрыл дверь и ахуел: фсьо было пиревёрнуто, плостинки пиребиты, фся квортира разыбошена вхлам, из бабин вывернута пльонка, кудряме вифшаяся па полу. Фсе абои с писменаме воръ срезал састен нажом и я пачуствовал, бутто это с миня срезале кожжу.
Я пазвонил Крому, патавошта Лена скозала мне, што он вирнулся, пака я есдил в ибучей Кетай. Нипомню, што я гаворил. Кром пришол и таг мы свиделись в паследней рас.
Мы стайали и малчали, глядя на паруганые сакровища нашево децтва и кашдый думол про себя: вот и песдец. Это и был паследний день децтва. День самай ацкой смерти всех нашех децкех мечд. Слиозы тикли так силно, шта варотник прамок насквось. Кром паднял разъйобаную плостинку Мэшин Хедъ и толька кочал голавой в тагт моим рыданеям, нифсилах скозадь нислова. Да и хуле туд скажеш? Иво слиозы кипеле в глозах, чудом не пиреливаясь черес край.
Тагда йа дастал нинужнэй типерь омулед и скозал: Кром – ты баец риальне. Настаящей баец, а я – проста роспесдяй. Я прасру этат омулет, а он мок бы спости Иванова. Сахрани иво. Павирнулся и ушол, аставив Крома сидеть пасреди расгрома, каг вдаву на руинах диревни сажжоной фошыстами.
Дажэ сичас, фспаминая те горькиэ менуты, я нимагу унядь дрош и слиозы так и перчад мои светле глоза алкоша и разъыбая.
Дети, я никагда ни расказывал этай истореи никаму насвете. Многа лед я баялся, што какойнебуть мрачнэй калдун или икстрасенс явицо ко мне ночиу и спросид с миня иле этат амулед, иле тетратки и пабки Ивонова. Патом я понил, што устал баяцо.
Типерь можите бросать в миня калом, если в вашэх дишовых жызнях случалозь ходь штота падобное. Но помните: нет ничево придуманаво, што нимагло бы случицо. Канец.
Часть пятая
Лиля
День десятый.
Пятница, 26 марта.
04:36
Текст Макоеда, неправильный, словно нарочно измаранный