искусствам, молодых зверюг, жестоко соперничающих между собой и щедро наделявших его приказами и подзатыльниками – в качестве кого оставили, он не понимал – но не равного этим рослым красивым мальчикам, а, скорее, как пажа, слугу или оруженосца. Плевать, главное, что он уцелел и даже заставил этих тупиц себя опасаться. Но были и другие братья, куда выше по рождению этих, учившихся драться деревянными мечами, зубами и всем, что подвернется. Он надеялся, что хоть эти, другие, которые в чистом и нарядном, за которыми слуги носят книжки и игрушки, может, не зверюги? Но оказалось, знание букв и цифр еще не делает зверюг людьми. Высокорожденные, разряженные в пух и прах, каждый со свитой прислуги, эти сыновья царя жили на других уровнях Дворца, среди садов и золоченых галерей – все равно что на ядовитых облаках. Интриги, заговоры, шепот – скрытая, бесконечная, партия за партией, война. Посмотрев на этих нарядных, он почуял, что Нижний двор и его гвалт, драки, пыль, еда в деревянной миске, тумаки и пинки куда безопаснее и честнее.
Немного придя в себя, притерпевшись к Нижнему двору, к пыльным дням и ледяным (укрыться нечем) ночам он еще сколько-то протерпел, понимая, что еще слишком мал, чтоб выжить вне двора, где всегда есть еда. Сколько хочешь еды. Он выживал. Подавал старшим мальчишкам деревянные мечи и палки, таскал им тяжелые кувшины с водой, подметал арену, присматривался к дракам и учебным схваткам, получал пинки и тумаки; раз, получив чуть не напополам его располосовавший удар хлыста – ни за что, просто пьяный наставник развлекался – тяжело заболел из-за воспалившегося шрама и, снова валяясь в лихорадке на циновке в своей душной темной комнатушке, едва не сдох – и никому не было до него никакого дела. Если бы тихонько подох на своей циновке – никто бы и не заметил. Жизни нет до него никакого дела. Жизнь не останавливается. Но он помнил, какое там небо снаружи Дворца. Какие под этим синим бездонным небом огромные тихие пространства пустынь и степей, через которые – вечность назад – везли его сюда два старых солдата. И – он помнил – от громадных столичных ворот дороги во все стороны. Дороги – это главное. По дорогам можно попасть в другое место. В другую жизнь. В какую хочешь. Вот он выздоровеет и уйдет по этим дорогам. И найдет себе настоящую жизнь. А не этот… Нижний двор.
Хотел жить – выжил.
К тому же ему была известна золотая тропинка – Путь – на высокие небесные равнины, а там легко было выздоравливать. Он быстро выздоровел. А наяву, невесомым легким паучком лазая по стенам, изучил весь Дворец – плевать на его тайны и сокровища, нужны безопасные укрытия – научился прятаться на крышах и во всяких закоулках, чтоб без помех расковыривать в пыльной и вонючей плоти мира золотые щели и выскальзывать вовне, по золотой тропинке, по громадным широким ступенькам высоко-высоко, мимо синих деревьев в золотую страну с черным небом в громадных звездах. Там на Равнинах ничего не страшно.