каждый день будем говорить на английском, французском и немецком… – ровно вырезанная гвоздика легла на картон. Взявшись за вставочку, Саша подвинул к себе чернильницу. Мальчику поручали оформлять стенгазеты, Саша отличался безукоризненным почерком. Суворовцы занимались за большим, общим столом. Саша взглянул на календарь, тоже украшенный алой гвоздикой:
– Восьмого марта старшие классы везут на праздник, в женскую школу. Мы не поедем… – мальчик вздохнул, – не удастся потанцевать. Маша пишет, что тоже занимается хореографией. Может быть, в санатории будут устраивать праздничные вечера… – у Саши отлично выходил венский вальс. Перед поездкой в Крым его обещал навестить товарищ Котов:
– Покажу тебе ленинградские музеи, – обещал ему наставник отца, по телефону, – вас водили на экскурсии, но у меня есть доступ в хранилища Эрмитажа. Посмотрим на средневековое оружие, на рыцарские доспехи… – Саша надеялся, что товарищ Котов приедет на машине:
– Хотя мне еще рано учиться водить, мне нет одиннадцати лет. Маша меня на полгода старше… – он выписывал:
– Дорогие тетя Наташа и Маша, поздравляю вас… – сзади раздался издевательский голос:
– Посмотрите на него. Сидит, как ни в чем не бывало, открытки рисует… – Саша поднялся:
– Рисую, а дальше что… – один из старших парней, хмуро, взглянул на него:
– Радио надо слушать, Гурвич… – он отчеканил Сашину фамилию, – врачи, поднявшие руку на товарища Жданова, замышлявшие подлое убийство товарища Сталина, действовали по заданию буржуазной, сионистской организации «Джойнт» … – Саша покраснел. Насколько он знал, других евреев в училище не было:
– Но я выступил на пионерском собрании, осудил врагов советской власти. Евреи, патриоты СССР, мы не виноваты, что врачи оказались предателями… – Саша сглотнул:
– Я здесь при чем? Я суворовец, сын погибшего офицера… – парень расхохотался:
– В Ташкенте погибшего? Евреи не воевали, они прятались за чужими спинами. Евреям не место среди пионеров. Ты врешь, Гурвич, никакой твой отец не офицер… – раздув ноздри, закусив губу, Саша нашарил на столе ножницы.
Зарешеченное окошко маленькой комнатки выходило на задний двор, покрытый растоптанным, тающим снегом. Над оградой училища повисли серые сумерки, в низком небе кружили чайки.
Саша, уныло, водил пальцем по стеклу. Гауптвахта училища помещалась в пристройке. На другом конце двора стояло такое же, одноэтажное, здание кухни. Часами комнатку не снабдили, но Саша знал, что скоро принесут ужин. Мальчику было стыдно:
– То есть не стыдно за то, что я с ним повздорил, – напомнил он себе, – я был прав. Пионеры, комсомольцы, коммунисты, обязаны быть интернационалистами. Товарищ Котов рассказывал мне, о героизме евреев, во время войны. И вообще, антисемитизм, наследие проклятого царского режима. Среди арестованных врачей есть не только евреи… – Саше было стыдно за свою