который один знает, где у волоса карма, а где – результат аммиачного окрашивания, я решила форсировать события. Нужно срочно найти нормальных человеческих человеков, ещё не до конца утративших связь с суровой реальностью, где в обед едят макароны с баночным соусом, засыпают под мерный говор телевизора и знать не знают о существовании кармы у волос.
После долгих обсуждений выбор был остановлен на соседях с третьего этажа – серьёзном китайском мужчине и его жене, красавице ланкийке. Гармоничная пара за сорок, они смотрелись комплементарно: её голова, вытянутая, как у Нефертити, за счёт сложно подколотых волос, составляла контраст его голове, одинаково плоской со стороны лица и затылка; её пёстрые одежды оттенялись его рубашками в бледную клетку; её загадочная полуулыбка равно противостояла как его обычному выражению лица «не подходи – убью», так и его внезапному раскатистому смеху.
Мы пригласили их на добрососедский ужин. Достали бутылку припасённого для особого случая «Шато де Седр» – настоящего сокровища по здешним меркам, ценности которому добавлял пробковый сбор за провоз через местную таможню. Жест остался незамеченным: мадам пила воду, а мсье предпочитал местное пиво «Тайгер». Вечер развивался прекрасно, мы многое узнали про экспорт шурупов в Австралию и даже стали привыкать к резкому смеху нашего нового друга… Но когда вина осталось на донышке, мне вдруг стало казаться, что суровый китаец делает мне авансы. Он то и дело переводил глаза на мою грудь, а когда поднимал их, они сально блестели. Я уговаривала себя, что это опять самовнушение, что у людей не бывает перепонок и жабр, а женатые китайцы не могут вожделеть своих европеоидных соседок… Но все же набросила палантин и для убедительности убавила кондиционер.
– Становится жарко, – в контрапункт мне протянула Шеара и развязала шелковый платок на шее. Его концы скользнули по плечам и обнажили такое декольте, которое французы называют plongeant. То есть хоть ныряй туда. Шеара переложила ногу на ногу и оставила коленку коричневым айсбергом выступать между полами запашной юбки. Её платье, длинное и вполне целомудренное в вертикальном положении, теперь приняло форму буквы Х с тонкой перемычкой в районе бёдер. Она взяла стакан с водой и приложила его к диафрагме: – А можно ещё льда?
«Мой мозг опять меня предает, – думала я, крутя ручку ледорубки. – Мне кажется, что невероятно красивая сорокалетняя ланкийка раздевается у меня в гостиной, а её муж в это время смотрит на мою грудь».
Ой, а куда же в это время смотрит мой муж?!
Поверх барной стойки, разграничивающей гостиную и кухню, виднелась голова Гийома. Его глаза бегали по полу, а когда поднимались, становились в два раза больше обычного. Это не гипербола, это симптом повышенного внутричерепного давления, и оно проявляется тогда, когда Гийом сильно взволнован.
Я вернулась в гостиную и поставила перед Шеарой пиалу со льдом. Она бросила