Стёхи перекрывает даже оглушающие раскатистые звуки грозовой тьмы. Смертник Стёха катается в ногах у уголовника, проигравшего его, Стёхину, жизнь, и вымаливает себе прощение. Он готов лизать пол под ногами своего убийцы, «жрать землю», ломать и крушить все по его приказу, только бы остаться живым.
– Ну ладно! – милостиво изрекает игрок и вдруг замечает устремленные на него полыхающие синим пламенем гнева глаза. Глаза человека, которого он давно ненавидит и, не признаваясь в этом даже самому себе, где-то глубоко внутри побаивается, что лишь усиливает его ненависть. Этот человек – заключенный Григорий Пономарев.
Вновь небо рвется под очередным ударом молний, который заглушает начало фразы:
– …дарю тебе жизнь, но за это ты пришьешь сейчас попа! Ну?!
Какое демонское ликование! Барак замирает от неожиданности и ужаса. Большинство барачных привычно равнодушно наблюдают за происходящим. Но души тех, кто знает отца Григория, содрогаются от столь неожиданного поворота событий, от произвола и разнузданности и от чувства своей собственной незащищенности. На лице Стёхи застыл мертвый оскал, как маска, казалось, навечно приросшая к нему. В остекленевшем взоре – смесь ликования, подобострастия и необъяснимого страха. Он кидается за орудием убийства – «заточкой» – стамеской, отточенной до остроты бритвы. Она припрятана где-то внутри барачной печи. Отец Григорий только успевает осенить себя крестным знамением и призвать на помощь Царицу Небесную.
В этот миг очередная грозовая молния, раскроив небо надвое, ударила в печную трубу барака и, как бы втянутая движением воздуха внутрь печки, влетела в нее и ушла под землю, разметав вокруг себя печную кладку. Во все стороны, как от взрыва, с грохотом полетели осколки кирпичей. Загорелась крыша барака над развороченной печью, и неуправляемое пламя стало перекидываться на близстоящие нары.
Не видно ничего. Дым, полыхающий огонь, стена поднятой от обломков кирпичей пыли… Горящие, как сухой хворост, нары близ печи – привилегированные места уголовников.
Молнии одна за другой продолжают распарывать небо. Кажется, что все они направлены на барак. Словно весь гнев Божий обрушился на головы безумцев. В бараке страшный крик, стоны. Люди через развалы кирпича и горящие нары, толкая и давя друг друга, разносят в щепки дверь барака, спеша выскочить наружу. В дверях свалка. Крики боли и ужаса. И еще один непонятный звук – словно где-то открыли шлюз. Люди выскакивают из горящего барака, задыхаясь от дыма, и едва не валятся с ног от стены дождя, который после сухой грозы накрыл буквально все: горящую крышу и догорающие нары, слепившихся в проеме снесенной барачной двери людей и неподвижные тела вокруг обломков печного фундамента.
Вот она, расплата. Еще две минуты назад эти выродки, раздуваясь от самодовольства, вершили дела и жизни барачных заключенных. Калифы на час! Пришел их жалкий конец. Барачная «элита», совсем еще недавно возлежавшая на нарах вокруг печи и проигрывавшая