знаю. Может быть, отдыхал у костра.
– Как ты догадался, что это был Александр Великий?
– Я не догадался – я переместился по воздуху с морского берега на высокий гребень горы, потому что между мною и Александром никогда ничего не было и не мешало нашим встречам.
Хотя издали гребень горы выглядел как зазубренное лезвие турецкого ятагана, на самом-то деле никакого острого лезвия не было, а ползла к вершине горы довольно широкая, хорошо натоптанная вьючными животными караванная тропа. По этой тропе недавно прошла армия Александра Македонского, возвращаясь после многолетнего индийского похода домой. Пропустив мимо себя всю армию, Александр пожелал остаться возле костра, уединился и предался размышлению. Горная дорога круто уходила вверх к вершине, по обеим сторонам от дороги ниспадали почти непроходимые, неприступные склоны горного кряжа, поросшие редкими, отдельно стоявшими реликтовыми соснами и серыми колючими акациями. К одной из них, недалеко от Александра, была привязана гениальная лошадка Буцефал. Александру его конь был хорошим советником, но советовался с конем хозяин только наедине, без свидетелей…
– Мы с тобою, – сказала белая пушистая лама Лилиана, – находились недавно – где?
– Где же? – повторил я вопрос ламы. – Я не запомнил, где. Пожалуйста, напомнила бы ты, Лилиана.
– Мы шли с тобою по райскому плоскогорью Ла-Платы, выходили к травяным степям аргентинской пампы.
– А как мы там оказались, Лилиана?
– Я попала туда по твоей милости. Ты решил, что ламы водятся на равнинах травяной пампы. Вот я и шла рядом с тобою по бесконечным, плавным, как океанская зыбь, холмам аргентинского плоскогорья – медленно и неуклонно приближались мы к боливийским пампасам. Я должна была тебя слушаться, всегда быть под рукой, – нести тебе какое-то утешительное, женственно-душевное тепло. В ближайшем, другом, существовании тебе пришлось очень тяжко, ты потерял своего друга – или он потерял тебя, – во всяком случае, вся твоя предыдущая жизнь улеглась в прокрустово ложе этой утраты, руки твои стали торчать за пределами твоей судьбы, их должны были отрубить. Но тут рядом с тобой появилась я, и ты эти спасенные руки с великим облегчением положил на мою пушистую белую спину. И я уже подумывала, что у нас с тобой получилось все хорошо, ты был доволен мной, я была довольна тобой, ты был доволен собой, и я была довольна собой, – как вдруг появился Александр Македонский на горном перевале страны Анталия. И пока он стоял возле костра, имя которого тоже было Александр, и смотрел, как вьется над костром-тезкой светлый эфемерный дымок Элеский, – и он летит из Южной Америки в Средиземноморье, – ты убрал руку с моей спины и перешел из Аргентины в Анталию, затем с морского берега по воздуху переместился на острый, зубчатый горный гребень, и там, смешавшись с Александром Македонским, стоял возле костра по имени Александр и, подняв голову, следил за кудрявыми извивами акациевого дыма Элеския, пораженный внезапной мыслью.
– Какою мыслью?
– Этого