матушки Земли. Пронзительно жаль было шестилетнего мальчика, лежащего в малярийном припадке на краю раскаленной пустыни Кызыл-Кум. Но я после всего хотел быть самим собой, которого еще не знал, не придумал. Ради этого Буцефал и привез меня, цокая копытами по настоящим камням постаревшей планеты, к этому дому моего уединения. Не могу назвать ни почтового, ни электронного своего адреса, ибо сам еще не знаю, – единственный ориентир, известный мне, – это деревянные глухие ворота по имени Пимен.
За этими воротами, прямо во дворе, на самом дальнем его углу, я, второй раз в истории, похоронил коня Буцефала. В первый раз похоронили его где-то в Индии. Земные дела Верховный Един совершает в паре с кем-нибудь, а я все свои дела завершил, и потому Буцефал мой мог спокойно лежать в углу двора под землей, ибо я уже в его помощи не нуждался. В доме буду жить един, и все, что я стану делать, уединившись в нем, уже не коснется никого – ни Господа Бога, ни праха Буцефала, ни того шестилетнего малыша, больного малярией, в крови которого стоит лютый холод – хотя одежонка на нем дымилась под прямыми лучами яростного солнца пустыни Кызыл-Кум.
Пройдя миллионы лет земных дорог, испытав на себе очарованье тысяч перевоплощений, я захотел окончательного и полного уединения только для того, чтобы
Наедине С Самим С Собой, – НСССС,
пока дышал и пока приходили слова и приносили с собой – каждое в самом себе – весточку из того мира, откуда родом все Александры человеческого мира, между которыми, как выяснилось, никого, никоим образом, никак, никого нет и ничего не стояло. Почему этого корейца звали Александром, никто не знал, но моего отца по-русски именовали Андреем Александровичем, стало быть, мой дед был Александр. А маму мою нарекли Александрой, она была Александрой Владимировной. И хотя меня не назвали Александром, но между мною и любым Александром или Александрой ничего и никого не было, поэтому я, потомок давно сгоревшего костерка по имени Александр, хорошо прочувствовал мимолетность его тепла и постоянство вселенского малярийного холода. Мой дед был Александром – и во дворе за воротами по имени Пимен мы повстречались втроем: Александр Македонский (или Великий), мой дедушка и я.
Дедушка Александр Ким громко и бодро постучал с улицы кулаком по сухим доскам Пимена, я открыл ворота, и когда дед вошел во двор, я, к удивлению своему, увидел перед собой веселого чернокудрого корейца лет тридцати пяти – сорока. Белые зубы сверкают в цыганской улыбке, в руке он держал за косички жухлых луковых перьев небольшую связку бурых луковиц. Дед шел мимо лукового поля и не выдержал: увидел в грядках созревшие репки лука, наполовину торчавшие из земли, мимоходом выдернул одной рукой и другой рукою – за косицы из земли, на ходу сплел желтые соломчатые увядшие перья лука в единую косичку. Вот и принес он ватагу изумительно красивых, блестящих от здоровья и силы луковиц, в угощенье Александру Македонскому. Имена у тех луковиц были – Миля, Пиня, Мефиодора, Ларсик, Нор, Кунор,