подводных лодок в Балаклаве. Это было монументальное сооружение внутри горы, умершее во время слома системы. Помню, как экскурсовод, женщина лет сорока, рассказывала, как здесь все попилили на металлолом в девяностые, как все разграбили. А ведь раньше это была секретная база. Она была построена таким образом, чтоб выдержать прямой ядерный удар. Теперь мы здесь потихоньку все восстанавливаем, делаем музей. Экскурсовод говорила все это с нежностью, едва не гладила сырые стены, металлические лестницы, гермодвери. Она говорила: а здесь стояли подводные лодки, смотрите, прямо здесь, теперь их нет, и мы послушно смотрели вниз, на пустую черную воду. Помню, с нами в группе были две красивые девушки в топиках и джинсовых шортах с бахромой; они фотографировали друг друга на фоне ржавеющих конструкций, лестниц, гермодверей, высоких пустых коридоров, уводящих в засекреченный мрак, мило прикусывали мизинчики, хлопали на камеру ресницами и отставляли в сторону длинные ножки. Поймите меня правильно: в обычной ситуации мне нравится смотреть на красивых девушек. Но тогда это раздражало. Более того: казалось кощунством. Будто они решили осквернить кладбище. Впрочем, нет: кому какое дело до фотосессии на кладбище. Тут было что-то другое. Думаю, это место просто не предназначалось для фотографирования девушек, недавно обновивших маникюр. Казалось ужасной нелепостью, что работа многих тысяч людей, строивших базу, в конце концов оказалась нужна лишь для того, чтоб девушки снимали друг друга в топиках рядом с вагонеткой, что когда-то предназначалась для транспортировки торпед. Пустые коридоры, тяжелые противоатомные двери, мертвый док, цеха для ремонта подводных лодок, густая черная вода, стоящая в пустом канале, – это было место захоронения древнего северного гиганта, в котором еще теплилась слабая жизнь, и здесь не было места для ярких красок, яркие краски вызывали тут страх и раздражение.
Глава седьмая
Мы погрелись на солнце и продолжили исследовать штольни. Нашли еще один вход: он был заварен листом металла. Но в листе у самой земли была проделана идеально круглая дыра: как раз можно пролезть. Дима присел на корточки возле нее и потребовал, чтоб его сфотографировали; ему нравилось, когда его фотографируют в необычных местах. Рома щелкнул. Дима полез внутрь, подняв клубы пыли. За ним пополз Крупковский. Дыра была узкая: не верилось, что я пролезу. Но это оказалось несложно. Только пришлось зажмуриться, чтоб пыль не попала в глаза; джинсы, конечно, испачкались. За мной последовали остальные. Мы оказались в очередном каменном коридоре. Влад, влезая, ойкнул: порезал руку. Потекла кровь. Ну, блин, сказал Крупковский, я же хотел зеленку взять и забыл. Влад посмотрел на нас виновато.
– Спокойствие, – сказал я. – Влад, давай сюда рюкзак.
Из рюкзака мы достали воду, промыли рану. Там же была перекись водорода и бинт, предусмотрительно приготовленные Яной. Я залил рану перекисью и обмотал бинтом. Влад стойко перенес последствия ранения.