к уходу близких… А смерть кого-то чужого, со стороны, вообще не вызывает никаких чувств. Что сказать? Стоишь на краю могилы знакомого, и пронзает тебя мысль: «А долго ли ты ещё будешь топтаться на этой земле?» Душа вздрагивает, но вскоре забываешь об этом. Захватывает жизненная суета… нацепляешь на лицо маску, бежишь туда, сюда… врёшь, сам обманываешься. Один раз выигрываешь, десять раз проигрываешь. И выясняется в конце концов, что главный проигрыш – это наша жизнь.
Так мы живём, так существуем. Бессмысленно, бестолково. Не знаем ближнего своего, не знаем, не ценим самих себя. Поняв, что ходим по замкнутому кругу, говорим – мы боремся! Боремся… с кем, за что? И рано или поздно этот порочный круг разрывается…
Самигулла… Сирота… воспитывался бабушкой. Как уж её там звали? Высокая, худая, руки, словно высохшие ветви. Близко посаженные, колючие чёрные глаза – время ещё не высветлило их. Крупный нос говорил о том, что в её породе намешана дальняя южная кровь. На голове всегда чёрный платок. Побаивались мы её. А Самигуллу при виде бабки прямо дрожь пробирала – держала она его в ежовых рукавицах. Да как же её звали, эту старуху? Трудно они жили, нуждались во всём. Мать Самигуллы умерла сразу после родов. Сколько лет прошло с тех пор, как его мать простилась с этим бренным миром… Отца, кажется, у него не было. Впрочем, что это я? Да разве без отца появился бы Самигулла на белый свет? Говорят, отец лётчиком был… Взорвался вместе с самолётом. Впрочем, таких «детей лётчиков» у нас в деревне было ещё несколько.
– Вот здесь, – сказал Камиль.
– Что – здесь?
Камиль посмотрел на меня с недоумением.
– Так ты ничего не знаешь?
– Ничего… – Стараясь удобнее устроиться, я заёрзал на своём сиденье.
– Он въехал на своей машине вот в этот столб…
Вдоль дороги стояли бетонные опоры фонарей. Ближайший столб покосился, а в одном месте виднелось что-то вроде вмятины. Можно представить себе, с какой скоростью он гнал, если чуть такой столб не обрушил.
– Так он машину купил?
– Только что. «Девятку»… Красную… – Камиль тяжело вздохнул. – А ведь я собственными глазами видел, как он разбился. За ним ехал…
– Да что ты говоришь!
– Ну!.. Ещё в райцентре встретились. Я стоял и разговаривал с Наби. Помнишь его? Тоже с нами учился. Лесом он сейчас торгует, джип купил, слышал, наверное… Из Казани привёз… Он бы за машиной, как я, в Москву поехал, да по-русски два слова связать не может. Школу закончил, а читать толком не научился. Припоминаешь? Подъезжает красная «девятка». И что? Провалиться мне на этом месте! Не спеша выходит из неё Самигулла! Улыбается, конечно. Рот до ушей. Прикинь? Наби вытаращил зенки и смотрит. Да… картина. Самигулла – и машина… красная. Ты же знаешь, как он рос? За ноги поднимай и тряси – блохи дохлой не вытрясешь. В последнее время в Казани работал, не бог весть кем – что-то типа сантехника…
– Он один ехал?
– Один. Это к лучшему… Жена, дети… Все бы превратились в месиво. Ну вот. Увидели мы его. Что говорить – удивились, конечно. Обмыть надо, говорим, тачку. Сами уже подогретые, но так, слегка…
– Самигулла