будем обратиться к двум фундаментальным концептам мировой истории: понятию «диалектика», и принципу «политика – есть искусство возможного». Документы свидетельствуют, что в действительности в период вступления на престол у Александра I было иное, нежели принято считать, видение внешнеполитической программы. Сутью политики «свободных рук» в зрелый этап ее существования мы бы назвали идею «широкого маневрирования». Зададимся вопросом: для чего обычно проводятся маневры? Вполне очевидно, что это временные, иногда отвлекающие действия, определяющие содержание взаимодействия противоборствующих сторон в тот момент, когда хотя бы одна из них не может вести активного наступления (или наоборот). Хотим напомнить и о том, что не вполне корректно говорить о политике того времени, используя дефиниции, появившиеся значительно позднее, такие как «стратегия» и «доктрина». В начале XIX в. первое именовалось «высшей тактикой», а второе «принципами». Однако не вполне верным было бы и совсем от этого отказаться, ибо, как известно, явления в истории проходят множество метаморфоз, пока обретают свое законченное состояние, которое затем становится «привычным» и «общепринятым». Стоит напомнить, что идея союза с Россией против Англии как раз и была для Наполеона доктриной и стратегией, но отнюдь не маневром.16
Вернемся к вышеупомянутым документам – тем исключительно важным местам в личной корреспонденции Александра I 1801 (уже!) года, которые за прекрасной дипломатической риторикой были обойдены вниманием исследователей, но которые проливают свет на истинные намерения молодого и амбициозного царя. В инструкции посланнику в Берлине Алексею Ивановичу Криденеру (Бурхард-Алексис-Константин Крюденер, 1746–1802) от 5 (17 н. ст.) июля 1801 г. и в аналогичном письме послу в Вене Андрею Кирилловичу Разумовскому (1752–1836) от 10 (22) сентября 1801 г. мы читаем следующий, идентичный в обоих вариантах текст: «Решив продолжать переговоры с Францией, начатые в конце прошлого года, я руководствовался двумя соображениями: обеспечить для моей империи спокойствие и мир, необходимые для восстановления порядка в различных областях административного управления, и в то же время содействовать, насколько это будет в моей власти, быстрейшему установлению окончательного мира, который, по крайней мере даст Европе время для восстановления здания общественной системы, потрясенного до самого основания, если провидение еще не позволяет устранить сам источник бедствий, постигших человечество (выделено мной, Е.П.)».17 Эти строки не нуждаются в особом комментарии. Мысль царя предельно ясна. Момент для очередного этапа борьбы с постреволюционной Францией (напомню, ее молодой правитель Бонапарт еще только встал во главе страны) еще не настал. Замечу только, что использование религиозной лексики («провидение») было характерной чертой в общей стилистике лицемерных и театральных речей Александра I.
Все в том же 1801 г. царь предупреждал своего представителя в Париже Аркадия Ивановича Моркова (1747–1827) от недооценки