выпроводив всех из детской. Пусть Вера с ней управляется.
Стол был накрыт заранее. Анна Николаевна неторопливо доставала закуски из холодильника. Петр водрузил посередине выпивку. После первой вдруг тихо заплакал. Я удивился тому. И теща странно себя повела.
– Если сейчас не успокоишься, я тебе таких пощечин надаю и выставлю за дверь и больше здесь не появишься. Тоже мне монархист, бери пример с белых офицеров, которых ты так уважаешь. Имейте мужество и выдержку, – урезонивала она.
Тогда я ничего понять не смог, никакого сомнения во мне не зародилось.
Так я верил любимой женщине.
– Ты решила убить меня, отнять все, что у меня есть…
Похоже, повторяю поведение Веры. Неужели опущусь до истерики. Слезы все происходящее превратят в фарс.
– Скажи, что не правда. Не верю, ни за что… Петьке об этом ни слова. Пусть останется, как было. Я полечу в Новую Зеландию хоть завтра.
Я стоял посередине гостиной, и все плыло перед глазами. Люстра, мебель, вазы, все слилось в радужный комок света. Наверное, давление, надо выпить лекарство. Я смотрел на женщину, которая была рядом со мной четверть века. И не узнавал ее, это был другой человек: далекий, чужой.
– Владимир Петрович, вы явно переигрываете.
Голос обреченной. Может, она уже пожалела, о том, что сказала. Есть ли в этой ситуации обратный ход.
– Милый, ты же не на подмостках МХАТа.
Хочет казаться спокойной. Она сделала первый решающий шаг и говорит себе, что надо идти дальше. Убеждает себя, что по-другому нельзя.
– Не надо шекспировских страстей. Ты все прекрасно знал, просто делал вид, другого тебе не дано.
Она продолжала все тем же упавшим голосом, словно бы теперь ей все равно.
– Поздно, Петя летит, уже купил билет.
– У него никаких прав, и потом Лиза не поймет. Ребенок сойдет с ума, боюсь, психика не выдержит.
Я пытался быть спокойным и убедительным. Вера продолжала, еще не осознавая, что говорит страшные вещи.
– Я поняла, зачем ты отослал ее в такую даль. Чтоб она там жила в убеждении, что ты ее отец, чтоб никогда не узнала правды.
Вера, не отрываясь, смотрела на портрет дочери, словно обращаясь к ней, делая свидетельницей ужасной сцены.
– Помилуйте, дорогая Верочка. Я же ни сном, ни духом не ведал о ваших лямурах, – с ехидцей заметил я.
Вера снова села в свое кресло, приняла расслабляющую позу, пытаясь интуитивно, хоть как-то, снять напряжение в теле. Я, напротив, не мог успокоиться и искал выход в предательской ловушке, что подстроил самый близкий человек. Это не банальная подстава, измена!
– А потом, кто растил, тот и отец.
Это еще один мой козырь, – думал я.
– Я всегда мечтала быть свободной. Дура, зачем вышла замуж.
Вера закрыла глаза, всем видом показывая, что она не в силах продолжать эту сцену, что далась ей нелегко.
– Что же я сотворила, зачем жила с обманом? Как легко свыклась с мыслью, что решения нет, не пытаясь его найти.
– Это песня не нова – сарказм был