что я мать двоих детей…
Лера села на краешек стула и взяла за руку слишком глубоко ушедшую в воспоминания подругу.
– Алчонок, – прошептала она, – сестрёнка…
– Что бы я без тебя делала? Мне ведь и поговорить больше не с кем. Только ты меня понимаешь, – на мгновение вернулась в реальность Алла и чмокнула Леру в лоб, а потом продолжила: – В сауну они потянулись, всей компанией, восемь девок и мой с дрыщом. Но сперва благоверный стоянку проверил – наверное, мою «Тойоту» выискивал. Не нашёл. Вздохнул – и в парилку с тёлками. – Руки Аллы теребили края вышитой Катериной Аркадьевной салфетки, спутывая белую бахрому. – Поверишь, сердца не чувствую… пульса нет. Но и получаса не прошло, мой, морда красная, из дверей выкатил. Дрыщ за ним, полотенцем своё худоё достоинство прикрыл. За руки Костика хватает и орёт что-то. Смотрю – мой отбрехался и на качелях осел, в руках пиво опять. Хлещет. И за новой бутылкой в рюкзак. Так и ночь подошла. Отдыхающие – по кабакам. Мой шерсть отряхнул и давай с тёлками кучковаться. Воскрес для блуда. Дрыщ обхаживает его. Вместе они в самый большой кабак завалились, который в подвале моей избушки. Мы с Гариком следом. Я платье вечернее надела. То, красный шифон, голая спина, на талии роза. – Лера кивнула. Платье шикарное. – Заходим, за руки взялись. А дрыщ со свитой столик заняли в тёмном углу, с высокими диванами. Заказ на столе уже. Пестреет моими деньгами. Барствуют. Моего тёлки облепили. Страсть изображают. И дрыщу одна досталась, самая холёная, грудь – пятилитровые вёдра. Пьют и тостуют. Пьют и тостуют. Я тоже шампусика накатила, и Гарик. Но я ему не позволила заводиться, стыдно, ребёнок ведь. Сижу, устрицы глотаю, Гарик баранье седло грызёт. Смотрю – одна коза в коротенькой юбчонке, колготы сеточкой, длинная… А что, может, баскетболистка-неудачница, подрабатывает. Всех пиявок с моего посбивала и сама на колени к нему щемится, обвила его, как лоза, я не преувеличиваю, сама обалдела. Гарик – и у того челюсть до колен отпала. Змеюка на арбузе. – Рот Аллы скривился в горькой ухмылке. Лера, сжимая её ладонь, почти не дышала. – Мы с Гариком переглянулись и встали. Я губы салфеткой ему промокнула от жира бараньего и в глаза смотрю. Он парень умный. Обнял за талию и на самую середину зала в танце меня увлёк. Я волосы распустила, кружу, кружу. Обзор классный, на меня все пялятся. Со всех столиков. Юбка моя шифоновая взлетает… Ну, ты видела. Тут все поддатые тоже повылазили. Кружатся. Ты бы видела: жмутся, трутся, срам один! Не то что мы с Гариком. У нас танец. – Глаза Аллы сверкнули хищным огнём. – Обнимаемся, но красиво. Спина горит. Тут мой очнулся, лозу срывает и пялится, пялится… А дрыщ вырубился. Тёлка одна трётся о его косуху и по карманам шарит – у меня глаз намётан. Другая – уже на переносице глаза, а всё лакает и оливки жрёт. Остальные по залу рассеялись, по «арам», по китайцам… И тут смех напал на меня. Правда, смеюсь и остановиться не могу. А потом бац – и взрыв.