сестры Вероники, как ее представили, кольчужные элементы защищали грудь и часть спины – они прикрывали кожаную защиту, из-под которой выглядывала обычная тканевая одежда. Кольчуга явно была стальной, как и меч, потому что бронзовый, будь он такой формы, просто не выполнит свою функцию – спасать жизнь владельца и губить чужие. Поверьте мне, как усердному кузнечных дел подмастерью.
Сестре Веронике можно было дать лет двадцать, не больше. Командирские взгляд и голос совершенно не портили лица, которое с первой секунды внушало безграничное доверие. Обаяние сочилось из каждой выпуклости и ровности, большие глаза одновременно требовали сдаться и звали на подвиги, а невообразимые ресницы работали опахалами, овевая негой и вызывая неясное томление. В кино ей доверили бы главные роли – играть искусительниц и совратительниц. Напарница главного героя, девушка Бонда, мечта поэта, да вообще любого мужика – вот такая она, сестра Вероника. Мерилин Монро, только брюнетка. Собственно, Монро, когда звалась Нормой Джин, тоже была не блондинкой. Но и символом женственности не была. Сестра Вероника была им в полной мере, о чем говорили неустанно зацеплявшиеся за ее достоинства взоры царберов.
Каменный уступ, указанный сестрой Вероникой как место привала, находился недалеко от вершины и состоял из нескольких выдающихся вперед покатых карнизов. Привал превратился в ночевку. На высоте ветер пронизывал неизвестным внизу холодом, люди ежились, но дисциплина оставалась отменной – на осыпающихся карнизах вырос некультяпистый, но вполне жизнеспособный лагерь. Вместо палаток сооружались небольшие навесы, в скалы вбивались бронзовые клинья с отверстиями, продетые в них веревки становились страховкой сидевшим на краю пропасти бойцам.
– Всем спать, – распорядилась сестра Вероника и села рядом со мной.
То ли чтоб не сбежал, то ли советоваться будет.
Советы молодой командирше не понадобились. Распределив часовых, она привязала себя к колышку с проушиной, свернулась калачиком и мгновенно отключилась.
Я тихо поднялся.
– Стоять! – Из недр закутанной фигуры вылетел тонкий клинок и замер у моей шеи.
– Я по надобности.
Взгляд замершего лица смягчился, испепеляющий огонь погас.
– По малой?
Я кивнул.
– Отвернись и делай. – Она снова закуталась. – С места не сходить.
– Как скажете.
Я не стал артачиться. Так же как ерепениться, хорохориться и выкобениваться. А может быть и стал. О, святые Яндекс и Гугл, как же трудно без вашего карманного всезнания.
Обрыв, конечно, обрыв, и то, что соседка вроде бы не смотрит (хотя – поди проверь) – это хорошо. А как объяснить боевой тетке, которая привыкла к райским условиям низин, что справление малой нужды вблизи лежащего соседа и сильный ветер – понятия иногда совсем не совместимые? Плевать, у меня приказ. Перед любой фразой нужно думать, а если фраза приказная – тем более. Я только слегка повернулся, чтоб обжигающая струя летела куда