как любила она Одиссея, заботой окутав
[220] В крае троянском, где мы много бед претерпели, ахейцы!
Нет, я не видел ещё, чтоб в любви боги так открывались,
Как Одиссею всегда помогала Афина открыто!
Если бы так же и ты ею был и храним, и возлюблен, –
Многие из женихов даже думать забыли б о свадьбе».
[225] Так отвечал Телемах, рассудительный сын Одиссея:
«О старец! Думаю, то, что сказал ты, свершиться не может:
Слишком великая честь для меня, даже в трепет приводит.
То ни по воле моей, ни по воле богов не случится».
Но тут сказала ему светлоокая дева Афина:
[230] «Странная речь, Телемах, у тебя изо рта излетела!
Бог, если хочет, легко защитит нас и в дали далёкой.
Я предпочел бы скорей много вытерпеть в странствиях бедствий,
Но возвратиться домой, чем в пути своём, бедствий избегнув,
В дом возвратиться, чтоб в нём пред своим очагом вдруг погибнуть,
[235] Как Агамемнон, что пал от коварства жены и Эгиста.
Только от смерти, увы, даже боги не в силах избавить,
Пусть и любимца, когда час назначен и жребий уж выпал.
В руки идёт он тогда к навсегда усыпляющей смерти».
Так ей сказал Телемах, рассудительный сын Одиссея:
[240] «Ментор, не станем о том говорить, хоть и горько на сердце.
Нет уж надежды на то, что увидим его день возврата.
Черную участь и смерть для него приготовили боги.
Я же с вопросом другим хочу к Нестору вновь обратиться,
Так как из смертных он всех справедливей, честней и мудрее.
[245] Был, говорят, он царём трёх подряд поколений народа.
Образом светлым своим он подобен бессмертному богу!
О мудрый Нестор Нелид! Ты скажи, не скрывая, всю правду:
Как умерщвлён был Атрид Агамемнон пространнодержавный?
Где был тогда Менелай? И какое же средство придумал
[250] Хитрый Эгист, чтобы смог умертвить он того, кто сильнее?
Или ещё не достиг Атрид Аргоса, был на чужбине,
Меж чужаков, и его этим он на убийство отважил?»
Так Телемаху в ответ говорил Нестор, всадник геренский:
«Всё я тебе, милый сын, расскажу откровенно, чтоб знал ты.
[255] Подлинно было всё так, как и сам ты себе уж представил.
Но, если б только застал в доме брата Эгиста живого,
Царь русокудрый Атрид Менелай, возвращаясь из Трои, –
То погребальный курган над убитым никто не возвёл бы:
Хищные птицы и псы растерзали бы тело, без чести,
[260] В поле далёком глухом, за пределами Аргоса; даже
Жёны ахейцев его б не оплакали. Слишком зарвался!
Ведь, когда бились с врагом мы под Троей высокой, в то время
Он в светлом Аргосе был многоконном, и там безопасно
Лестью опутал своей у жены Агамемнона сердце.
[265] Всё же противно сперва Клитемнестре божественной было
Дело постыдное то, дум порочных она не имела.
Да и певец был при ней, тот, которому царь Агамемнон,
В Трою собравшись отплыть, повелел наблюдать