На протяжении последних десятилетий в практики социального обеспечения добавлялись правозащитные программы, программы стимулирования безработных (activation programmes) и схемы принудительной работы, которые вовсе не были этим практикам хоть сколько-нибудь идентичны. Каким образом всего за два десятилетия систем трудовых пособий, стимулирующих поиск работы, и неопатерналистских диагнозов американская (британская, австралийская) система социального обеспечения была пере описана и подчинена другим целям? Как эти процессы столкнулись с контрдискурсами и контристинами? В какой области проявлялись последствия этой борьбы и как она повлияла на поведение самих «претендентов» на благоденствие?
Из этого следует вторая особенность этой книги: истолковать правительность как критическую перспективу и показать, как реализовывалась такая связка. Этот тип критицизма – пример этической и политической ориентации на управление собой. Она не предписывает, как могла бы практиковаться свобода, и не отказывается от необходимого скептицизма по отношению к либералам, которые считали себя управляющими при помощи свободы, администраторам, которые стимулировали (activate) безработных, работникам местных социальных служб, которые наделяли полномочиями, к примеру, городскую бедноту, а также к терапевтам, которые высвобождали наши самые глубинные желания. Такой критицизм не является ни судом над этим миром от имени трансцендентной морали или универсального разума, ни рефлекторным отказом от рациональностей, организующих современную жизнь. Однако я бы не хотел довольствоваться превращением аналитики управления в еще одну всего лишь эмпирическую методологию – какой бы точной она ни была, – которая могла бы какое-то время поддерживать социальные науки. Я старался показать, что аналитика управления остается критичной, не будучи одержимой своими нормативными взглядами, потому что новаторством этой работы была ее способность отказаться от постулирования большой и нормативной социальной теории и политической философии и не стать при этом только лишь техникой подробного эмпирического описания. В ситуации еще одного шантажистского «или – или» это не был ни модернистский, ни постмодернистский проект. Это была не «метаистория обещания» незавершенной современности (modernity), но и не культурная критика нигилизма современного капитализма в духе Зомбарта, в которой все было «знаками, скоростью и зрелищами».
Гордон оказался бесценным проводником еще и в другом отношении – благодаря своей чувствительности к многообразным условиям, сформировавшим интеллектуальную, политическую и историческую конъюнктуру работы Фуко и, в частности, его исследований власти и правительности. Третья особенность этой книги, таким образом, заключается в учете условий нашего мышления и суждений. Историки политической мысли, такие как Квентин Скиннер (Skinner 1988) и Джеймс Талли (Tully 1988), при работе с классической политической мыслью уделяли большое внимание категориям «намерение» и «контекст».