не ощущая земли под ногами.
Мы стояли и смотрели, как дом молча переживал нашу новую встречу. Она тихонько дрожала и как-то неумело прислонилась ко мне. Может, ей было холодно, а может, она тоже почувствовала что-то такое, что не описать никакими словами.
– Я хочу зайти внутрь, – сказала она, и в голосе мне послышалась обречённость. Как будто она приехала сюда испытать себя на прочность, и вдруг поняла, что проверку не прошла.
– Я пока побуду здесь.
– Конечно. Мне кажется, что меня там ждут.
Эта загадочная фраза стала последней. Она вошла внутрь и не вышла. Я прождал её минут тридцать. Потом плюнул на тактичность и пробрался на территорию через трудно поддающиеся ворота. Было тихо. Ну, то есть, вообще ни звука. Даже собирающиеся к отлёту птицы здесь не пели. Воздух был вязким, как кисель, и таким же сладким. Видимо, птицы не любят сладкое.
Я побродил по территории, моей спутницы нигде не было видно. Тогда подошёл к двери и дёрнул, но она не поддалась. Я посмотрел в замочную скважину и убедился, что ключа внутри нет. Более того, по углам дверного проёма скопилась паутина, что могло обозначать только одно: дверь в дом не открывали уже довольно давно. Вполне материальная девушка из плоти и крови растворилась в воздухе. Я побродил ещё немного и, так и не найдя никаких следов, ушёл. Кажется, больше тут делать нечего.
В Москву я вернулся в странной лихорадке. Меня словно трясло, хотя градусник показывал вполне здоровую температуру. Я заварил чай и со вздохом плюхнулся в кресло. Впервые я ощутил, что остался совершенно один, и даже не понял, как и почему. Конечно, то, что она пропала так неожиданно, не поддавалось никакому логическому объяснению, но я давно чувствовал, что однажды она исчезнет, как исчезает всё неясное и нелогичное, что случается в нашей жизни, но всегда впоследствии кажется нашим собственным вымыслом. Это какой-то защитный механизм – когда ты не можешь объяснить происходящего, в мозгу что-то щелкает, и он неожиданно понимает, что ему всё привиделось. Он вообще не причём, ничего не видел, не знает, не помнит.
А потом водоворот выплюнул меня на поверхность, чтобы сумасшедшая карусель понеслась по новому кругу безумия.
Дожди над рекой
Часто, когда я опаздывал на встречу с Леной, я садился в один и тот же троллейбус. Не знаю, почему, но он всегда играл в моей жизни роль тотемного животного: его ненадёжные тонкие усы, которыми он шевелил, как огромный таракан, непрерывно ощупывали питательные электрические провода, и я засыпал под приятный мерный скрежет каких-то скрытых от глаз механизмов. Засыпал ненадолго, всего на пять минут, но это были священные пять минут совершенного спокойствия и безмятежности. Я так его и прозвал – счастливый троллейбус. Он выныривал из темноты, никто не обращал на него особого внимания, и только я знал, что перед нами распахнул свои двери вечерний спаситель. Никакая, пусть даже собственная, машина не смогла бы заменить его пропахший потом и дешёвыми томными духами салон. Исписанные