остановиться. И вдруг мой метущийся взгляд выхватил из этой круговерти лицо. Это было человеческое лицо, лицо мужчины, потому, как с бородой оно было. Сил не было ни испугаться, ни удивиться, ни возмутиться – ни на что. Я только вновь спросила, еле шевеля спекшимися губами:
– Кто вы? Где я?
– Пожалуйста, не пугайтесь. Если бы вы знали, как рад я, что в себя вы пришли. Я уж почти и не надеялся. Я лесничий. Зовут меня Яким. Не бойтесь.
– Сколько я здесь? У вас…
– С осени, с Покрова, стало быть, полгода почти.
– Что?! – я сделала попытку приподняться, но голова моя закружилась, все тело от самой макушки, пронзила боль, в глазах свет белый померк, и я опять потеряла сознание.
И вновь потянулось время: то бред, то явь. А однажды утром я как будто проснулась после долгого сна. Попробовала пошевелиться – не больно вроде бы, только сил совсем нет, и будто затекло все. Попыталась сесть – не смогла. И тут дверь открылась, и вошел мужчина. Я вскрикнула. Мужчина бросил охапку дров и кинулся ко мне. Я натянула на себя одеяло и попыталась закричать.
– Не бойтесь меня, не тревожьтесь. Все хорошо. Сейчас печь растоплю, и попробуем с вами присесть, да бульончик попить. Июнь-то нынче холодный, как и не лето вроде, а вы еще слабы, тепла вам надобно. Слава Богу! Живая вы! – добавил он, перекрестившись.
Он умело растопил печь, подошел, улыбаясь к кровати, протянул мне рубаху.
– Сможете сами?
Я попыталась натянуть ее на себя, но ничего не получалось. По щекам тут же потекли слезы.
– Не плачьте. Вы же вон, сколько лежали, не ели почти ничего. Кое-как я вас кормил бульонами, да отварами. Яйцами сырыми еще. Молоком козьим. Настойками травяными. Насилу выходил. Это чудо-чудное и настоящее, что вы выжили и очнулись. Давайте я вам помогу. Не бойтесь меня. Я уж более полугода за вами ухаживаю, раны ваши исцелить пытаюсь. Все уж видел и то, чего не надобно бы.
Вздыхая, он протер меня какой-то пахнущей хвоей жидкостью, размял немного плечи, спину. Промокнул чистой тряпочкой и надел чистую рубаху.
– Сейчас вон душегреечку еще наденем и сесть попробуем. Давайте потихонечку. Сейчас волосы ваши расчешу. Ох, и намучался я с ними. Но так мне жалко было резать их. Думаю, это уж в самом крайнем случае. Но сберег все ж таки. Хотя и непросто это было.
– Так вот зачем вы меня ворочали? – догадалась я.
– Да и за этим тоже, – грустно усмехнулся Яким.
Посадил он меня, придержал, а у меня голова вдруг закружилась, поехало все куда-то в сторону. Опять я заплакала.
– Ничего-ничего, это от слабости. Позднее еще раз попробуем. А чуть погодя, с Божьей помощью встанем, да и ходить будем учиться. Как звать-то тебя, болезная? Авось вспомнила, сестра? Ничего, что я так с тобой, по-свойски? Родная ведь ты мне теперь, выстраданная.
– Пелагеей меня кличут. С Рождественки я. Домой ведь мне надо. Дети у меня там. Муж.
– Вот беспокойная душа. Ожить, как следует, не успела, опомниться,